википедия только что сломала меня.
убираю под кат, потому что я слоупок, но у меня это должно быть.

После окончания съемок в «Звездном пути» ДеФорест снялся в ещё нескольких фильмах и участвовал в нескольких проектах на телевидении. После чего вышел на заслуженный отдых. ДеФорест ухаживал за своим садом, где выращивал розы, читал мемуары и делал работы по хозяйству. Иногда у Келли были периоды, когда он увлекался живописью и сочинял стихи, некоторые из которых популярны среди его фанатов.
11 июня 1999 года, после долгого лечения в госпитале, ДеФорест Келли скончался. Ему было 79 лет. Келли был кремирован на следующий день. Согласно написанному им завещанию, прах Келли развеяли над морем.

выращивал розы.
мемуары читал.
баню строил. дом ремонтировал. забор красил.
жена одна единственная и неповторимая.
картины писал и стихи сочинял.
такое вообще бывает?
и прах над морем.
Келли всем собой почесал мои кинки.
и служил, и играл, и садик окучивал, и познал свободу после смерти
я люблю тебя, ДеФорест. всем своим сердцем люблю. ты сломал меня, разломил, как тростиночку.
если бы весь мужской род таким был, я бы уже давно была замужем и не жалела об этом.

@темы: Star Trek

---

иногда мне кажется, что одним прекрасным днем, я поеду на работу и.. и не доеду до неё
знаете, вот выйду за три остановки и уйду, гордо задрав нос
перейду Волгу, пойду вдоль трассы, спрячусь в лесу и больше никогда не вернусь в этот блядский город
аскетизм, духовное совершенствование и избавление от богомерзких мыслей.
зарасту щетиной с ног до головы, буду походить на авдошку, найду лачугу и буду счастлив до опупения.
вот она - простая мечта человека, предки которого копали землю. не из королевских я, дыа
кому-то подавай богатство и власть, кому-то снова богатство и власть, а я обойдусь халупкой в лесной глуши.
буду убивать кроликов и уток, варить чай из мелиссы и кутаться в медвежью шкуру медведя тоже убью!
и никто никогда меня не найдет.
полное отречение от общества, рефлексия и одинокая смерть под старым дубом - вот, что я люблю. парампампам
ребят, а если честно, то в этой шутке есть доля правды
ну, не могу я в городе жить. у меня ненормальная тяга ко всему первобытному и первоначальному. травка, речка, поле, лес. и чтобы всегда было жарко и рассветно.
вот такие дела.

---

не в обзоры.

меня никто не понял, а я ведь реально уже пылаю. самосжигаюсь и плачу в ночи.
у меня тут полная Мексика.
у меня Кирк и Маккой в Мексике.
и все это вертится в моей голове.
и не с кем поделиться, я страдаю D:
но вы только представьте это жаркое очарование!
перцы чили, набитые в банки до самой крышки, липкие, душные бары на окраине, горькая текила, которую Кирк пьет без закуски, потому что "Черт, Джим, у тебя же аллергия на цитрусовые. Никаких апельсинов и лайма", а потом пыльные улицы мелкого города далеко от Мехико, ночь, и небо яркое-яркое от летней жары.
душно, пыльно! на карнизах домов разноцветные фонарики, у фонтана на главной площади гитарное соло, а потом барабаны и латина, латина, латина!
Джим не удержится, утонет в танце. боже, боже! как же ему к лицу весь этот шум и карнавал, длинные юбки очаровательных черноволосых девиц, стук каблуков.
а у Маккоя будет белое сомбреро с синими полосами по краям полей, он же, черт подери, даже в отпуске не может забыть цвет собственной формы. и тут ирония судьбы - Джим заявляется в красно-желтом пончо, которое смотрится на нем совершенно нелепо.
ах, эта Мексика.

@темы: Star Trek, mckirk

---

Название: Колыбельная для волка.
Автор: Саша Осенний.
Бета:  Ernst Wolff
Фандом: Star trek XI
Пейринг: Маккой/Кирк, Кирк/Маккой
Рейтинг: nc-17
Размер: изнасиловал 21 вордовскую страницу.
Предупреждения: доктор снизу!! обсценная лексика и аскетизм.
Саммари: первая пятилетка закончилась успешно, и Джим Кирк с какого-то черта решает провести свой законный отпуск на норвежских просторах.
От автора: ну, у меня опять любовьсирдца. пишу, конечно, для  Richie Deschain

фотокарточки

Кирк.


Маккой.


P.S.

Он слышал ее имя - он ждал повторенья;
Он бросил в огонь все, чего было не жаль.
Он смотрел на следы ее, жаждал воды ее,
Шел далеко в свете звезды ее;
В пальцах его снег превращался в сталь.

И он встал у реки, чтобы напиться молчанья;
Смыть с себя все, и снова остаться живым.
Чтобы голос найти ее, в сумрак войти ее,
Странником стать в долгом пути ее;
В пальцах его вода превращалась в дым.
(с) Аквариум «Почему не падает небо»

На крыльце приземистого каменного домика доски скрипели слишком призывно, шатались перила, и почерневший от сырости козырек уже давно порос толстым слоем мха. В этом Богом забытом уголке Норвегии, за тридцать миль от прибрежного города Тронхейм, растянулась длинная цепь гор, обвиваемая тонкими, змеевидными речками с чистейшей водой. Плотные, зеленые леса тянулись вверх, ласкали подножия гор густой зеленью и июльскими вечерами наполнялись молочным туманом.
Ступенька будто хрустнула под тяжелым ботинком. Джим зашел на крыльцо, поправил сумку на плече и потянул тяжелую дубовую дверь за кованую ручку. Покрытые ржавчиной петли жалобно и тихо скрипнули, темнота из домика полилась в свет раннего утра.
Внутри было скудно и пыльно, но доски не скрипели. Пахло сыростью, затхлостью и немного смолой. С единственного окна, которое было выбито в толстенной каменной стене, свисала грязная сальная занавеска. В углу - отсыревший матрас, набитый непонятно чем: то ли соломой, то ли перьями, то ли тряпками, то ли всем этим одновременно. Напротив окна был камин, большой и глубокий, с решеткой и даже кочергой для углей на крючке сбоку.
Джим с осторожностью зашел в дом. Окно находилось с южной стороны, поэтому дневной свет оно практически не ловило, довольствовалось скромными лучиками солнца. От ботинок оставались сырые следы, подошва отпечатывалась на слое, кажется, вековой пыли.
Первым делом Джим открыл окно, пустил сквозняк, а затем бросил сумку в угол - там, кажется, было меньше всего пыли, - извлек из неё небольшой светильник, отправил его летать под потолок. Плоская маленькая лампочка приклеилась к углу потолка над грязным матрасом и осветила комнату чуть желтоватым светом.
Тоненькая ветровка, немного влажная от росы и стылости леса, отправилась на крючок у дверного косяка, прибитый черт знает когда и черт знает кем. Поутру было ещё прохладно, поэтому Джим достал из сумки растянутую толстовку, надел её и взялся за уборку.
К счастью, в самом дальнем углу комнаты, за входной дверью, обнаружились полки со всякими тарами. Нашлись две жестяные кружки, медный таз и старое ведро с проеденными краями и сломанной ручкой. Воды Джим натаскал из речки, пробегавшей буквально в двух шагах от маленького серого домика. Первым делом домик покинул плесневелый матрас, а выполосканной занавеской был вымыт пол, который оказался приятного темно-коричневого цвета. Стены внутри ничем обиты не были, холодная каменная кладка была плотной и гладкой - дом строился на века.
Закончив выгребать грязь и проветривать комнату, Джим пошебуршил древние угли в камине, удрученно вздохнул и вышел из домика. У одной из стен обнаружилась ветхая и дряхлая пристройка. В покосившемся от времени сарае ровным рядком лежали крупные необтесанные поленья, рядом - пень с воткнутым в него топором и ещё куча всякой шелухи. Топор, конечно, был плохо заточен, постепенно покрывался ржавчиной у самой рукояти. Да и рукоять тоже надежной не выглядела: посерела, пошла трещинами.
Кирк начал рыться в горе опилок и содранной давным-давно коре, надеясь найти что-нибудь полезное. Полезное нашлось: под кучей древесного мусора лежал точильный круг, небольшой, чуть красноватый и сбитый по краям. Джим упрямо сжал губы и принялся за дело. Он вытащил пень вместе с топором, поставил его в пяти шагах от крыльца и принес таз с водой, чтобы смачивать камень. Самым тяжелым и трудным было, конечно, извлечь вколоченный кем-то топор из широкого тяжелого пня. Джим схватился за рукоять как можно крепче, уперся ногой в край чурбана и потянул. С первого раза ничего не получилось. И со второго, кстати, тоже. Джим даже почувствовал себя несчастным бритом, который силится достать из камня Экскалибур. Ну, что же поделать, если ты не король и даже не его верный друг-оруженосец? А вдали громко гаркнула птица, словно с издевкой, и взлетела в небо, покачнув ветвь старого дерева.
На третий раз лезвие спокойно выскользнуло из деревянных оков, да так резво, что Джим чуть не шлепнулся на задницу, но удержался, вовремя переставил ногу. Осмотрев внимательней извлеченное орудие и поблагодарив звезды, что рукоять не переломилась, Кирк уселся на пень и начал натачивать лезвие, иногда смачивая камень. Солнце начинало припекать, светить прямо в спину. Золотые лучики крались по траве, высушивая её от утренней росы, цепляли деревья и высвечивали редкую пыльцу, слетавшую с полевых цветов.
Толстые бруски были чуть сыроватыми, но вполне годились для рубки и не обещали развалиться на труху. Кирк колол дрова на камин довольно долго, от этого дела он получал почти извращенное удовольствие. Наточенное лезвие поблескивало на свету, рассекало воздух и с глухим стуком всаживалось в очередное полено, раскалывая его на двое. Сначала, конечно, ничего не получалось, потому что Джим имел смутные представления о рубке дерева, пришлось доверять инстинктам и зову предков, ну, ещё старым фильмам о Миннесоте, где главным герой, предающийся деструктивной форме самоанализа, отправлял всю свою отрицательную энергию в физические действия.
По сути, Кирк занимался тем же самым, что и главный герой старого фильма.
Трава быстро высохла под теплыми лучами, начала парить запахом цветов и плодотворной земли. Влажноватые дрова и пласты древесной коры пришлось разложить на солнце, чтобы было чем разводить костер вечером.
Джим взмок, как бешеный пес, толстовка вымокла от пота, по загривку и с висков текло буквально ручьем, мышцы приятно ныли от долгой нагрузки, и внутри поселилась легкая усталость. Стянув одежду и кинув её неаккуратным комом на крыльцо, Кирк пошел к реке. Течение было слабым, вода неглубокой, тихий звук журчания разносился по берегу. Дно было каменистым, под прозрачной водой разномастные камушки разных размеров походили на разбитую мозаику римского собора. Река была горной, обласканной подземными ключами, поэтому жаркому солнцу было тяжело её прогреть, но на мели было тепло.
Кирк долго перебарывал холод, зашел всего лишь по пояс и быстро ополоснулся. На коже выступили мелкие мурашки, побежали неприятной щекоткой по спине. Освежившись, Джим вернулся к дому.
Каменные стены домика довольно хорошо прогрелись в знойный день, но остыть они грозились все так же быстро. Джим расстелил у камина толстый спальный мешок, достал галоприемник, на всякий случай поставил топор недалеко от лежанки – мало ли какой зверь может явиться на огонек. Подсохшие дрова и листы коры он перенес в дом, поэтому у одной из стен быстро выросла ровная, деревянная стеночка. Стало уютно.

Кирк медленно открыл глаза и подтянул сползшее с плеч одеяло. Маккой лежал к нему спиной и мирно сопел в сторону. Не удержав улыбки, Джим притиснулся к сильной спине, погладил широкие плечи и ткнулся носом в загривок, вдыхая теплый запах сонного Леонарда.
- Просыпайся, - прошептал Джим на ухо и лизнул мочку. – Кому-то скоро на дежурство.
Маккой на это зевнул, зашевелился и потер глаза.
- Вот черт, и кто только составляет график? – прохрипел он со сна, не спеша открывать глаз.
- Угадаешь с трех раз? – со смехом спросил Джим.
- Оторвать бы уши этому гоблину, - недовольно сказал Маккой и подложил под щеку ладонь.
- Ну хватит ворчать, вставай.
Джим обнял Маккоя за шею, потерся щекой о его плечо, боднул лбом, подталкивая к пробуждению. Леонард с неохотой перевернулся на спину, зевнул, потянулся. Уловив момент, Кирк куснул кожу у соска.
- Черт, Джим, прекрати, – зашипел Маккой и отодвинулся.
Но Кирк не прекратил, только подобрался ближе. Утром цвет глаз у Леонарда всегда был светлее. Обычно темно-зеленые радужки словно приобретали металлические оттенки, а карие вкрапления становились теплого кофейного цвета.
- Джим, давай собирайся, - поторопил Маккой.
- Успеется, - отмахнулся Кирк, не отрывая взгляда от глаз Боунса.
- Давай-давай, пока экипаж не очухался.
Джим недоуменно поднял брови.
- Ты это о чем?
- Неужели ты хочешь, чтобы все увидели, как ты выходишь из моей каюты? – поинтересовался Маккой, медленно садясь и разминая шею пальцами.
- Я не собираюсь выбегать голым. Мало ли зачем я пришел, - безапелляционно выдал Кирк. – К тому же всем прекрасно известно, что мы близкие друзья.
- Джим, не привлекай к себе лишнего внимания.
Кирк откинул одеяло и поднялся.
- Вот уж не думал, что мне придется сбегать от тебя, как двадцатилетней девчонке, - осклабился он, влезая в штаны. – Спасибо, что хоть за шкирку не выволок.
- Джим, - протянул Маккой, поморщившись, словно хлебнул слишком соленого супа.
- Знаю, знаю, - оборвал его Кирк, почему-то не на шутку разозлившись. – Я капитан, ты доктор. Нечего распускать слухи.
- Верно, нечего.
- Тогда предлагаю тебе быстренько перепихиваться где-нибудь за будкой в инженерной. Там уж точно никто не запасет, - сострил Джим, приглаживая на боках желтую, форменную кофту.
Маккой не ответил, только глубоко вздохнул и почесал затылок.
- Всего доброго, доктор Маккой, - небрежно бросил Джим и вышел в коридор.

Солнце зашло за пики гор, обрисовав их стать и остроту, размыв светлое небо красными всполохами. Отсвет заката упал на землю, окрасил сочную траву чуть красноватым оттенком. Небо над лесом стремительно сгущалось в синеве, трепетало ночью и словно ело остатки белого дня.
Жестяные кружки и плошку Джим отмыл песком, прокалил в огне от инфекций на всякий случай и спокойно хлебал супчик, сидя у камина. Приемник тихо шуршал рядом, вывел галоэкран, который транслировал концерт какой-то электро-группы, с помехами, правда, но это было совершенно не страшно, потому что Джим даже и не прислушивался в их беснования на сцене.
Большой камин постепенно прогревал маленькую комнату, каменные стены вбирали тепло. На их поверхности, слегка неровной, танцевали замысловатые тени от света огня. Пламя металось диким зверем по нутру камина, лизало стены, рвалось вверх, в стороны, было беспокойным и буйным. Джим смотрел на эти пляски заворожено, не отрываясь, медленно моргая и словно впадая в зыбкую дремоту.
В изгибающихся на стенах тенях он видел космос. Далекие планеты, системы, миры, млечный путь и кавалькаду метеоритов. Все неслось сплошным потоком через сознание, наполняя сердце нежным трепетом и мягкой печалью.
Галоизображение совсем зарябило и исчезло, приемник пискнул и погас. Джим поставил тарелку с недоеденным наваристым супом на пол, залез в мешок и быстро уснул, а за окном чернело небо, наполняясь смирением и тишиной, иногда срывало с себя звезды и бросало их к горам, словно пыталось выбить из них сноп искр.

* * *
Следующим утром Джим все же решил пройтись до ближайшего населенного пункта. Топать нужно было в общей сумме шесть миль, но длительные прогулки помогут не покрыться мхом. Кирк планировал провести на отшибе ещё месяца полтора, просидеть в глуши весь свой законный отпуск. Себя нужно было чем-то занимать, чтобы не стухнуть от скуки и тоски.
Дом требовал ремонта, но никаких инструментов не имелось, даже ни одного ржавого гвоздя.
Время было ранним, всего семь утра, и следовало успеть до полудня, чтобы не попасть под самое пекло. Кирк надел майку, потрепанные джинсовые шорты, походные сапоги и закинул на спину легкий рюкзак. За пять лет, конечно, отвыкаешь от гражданских вещей, поэтому в обычной майке и шортах Джим чувствовал себя немного странно. Тут он не капитан, даже не служивый, а обычный мужик с сомнительным прошлым и плохо спланированным будущим.
Вооружившись электронной картой, Кирк покинул дом, отправился к поселку через лес. Солнечные лучи бились сквозь стволы деревьев, проникали через ветви, будили птиц и грызунов. Было душно, пахло прелой травой, смолой и елями. Стояла тишина, но вовсе не напряженная. Она была тонкой, как ниточка от паутины, живой и дышащей, как сама природа. Без гомона машин, без рева двигателей, без людской суеты лес был умиротворен и спокоен, перешептывался листьями, далекими криками птиц, шуршанием шустрых белок.
Под ботинками проминалась трава, иногда трескались мелкие веточки. Джим шел неспешно, не тратя сил, иногда поглядывал на карту и старался ни о чем не думать, пытался заполнить свою голову именно этой естественной тишиной.
До поселка он добрался без проблем за два часа. Взмылился, конечно, но все ещё был полон сил. Люди поглядывали на него с осторожностью, что было совершенно нормальной реакцией на незнакомца, который выбрался из лесной глуши.
Закупившись инструментами, батареями и ещё кучей полезных мелочей, Джим направился домой.
Весь оставшийся день он провел в раздумьях, как бы лучше перестроить крыльцо и отремонтировать сарай. Ещё было бы неплохо обшить каменные стены внутри комнаты и покрасить крышу.
Когда солнце снова сбежало за пики гор, оставив красные полосы на небе, Джим был пьян в доску. Он лежал на скрипящем крыльце, смотрел помутневшими глазами на лес и вливал в себя золотой ром. От него горело в горле, и уже начинал болеть желудок, но Кирк порядочно поднабрался, чтобы на что-то обращать внимание. Темнота выбралась из леса, поползла тенями к домику, вместе с ней полез туман, заклубился по земле белым полотном.
Осилив только половину бутылки, Джим кое-как поднялся, оперся рукой о перила, которые призывно застонали скрипом и накренились, готовые вот-вот треснуть. Кирк выругался, чуть отшатнулся назад, приложился спиной о стену и начал раздеваться. Пропахшая потом майка, шорты, ботинки полетели на ступеньки. Джим достал из мятой пачки сигарету, закурил, зашел в домик, включил приемник, который разорвался гитарным соло. Выдыхая горьковатый дым и наперебой подпевая песне заплетающимся языком, Кирк пошел к реке.
Холод чувствовался плохо, поэтому Джим нырнул, даже не задумываясь. Плескался он минут десять, а может и дольше, по пьяной лавочке время всегда идет неправильно. Кирк продолжал горланить слова знакомой песни, обливаться водой, доставать камешки со дна и закидывать их далеко-далеко под заводные ноты куплета. Стлевшая сигарета потерялась где-то у берега и болталась на волнах, которые поднимал Джим.
Выбравшись из реки, умудрившись поскользнуться и упасть, Кирк все же доплелся до дома. Он так и не оделся — сил на это не было, поэтому залез в спальный мешок голышом и уснул.
Утро стало болезненным и мучительным. Голова трещала, словно по ней методично лупили ложкой, к тому же заложило нос, а в горле все жгло и царапалось, как от глотка горячего чая. Джим еле заставил себя встать, но идея оказалась очень плохой, потому что пол поехал из-под ног, и началась ужасная тошнота. Покрывшись испариной, Кирк плюнул на все дела и залез обратно в мешок.
Вскоре его взял озноб, и заслезились глаза, температура неумолимо ползла вверх. Конечно, никаких медикаментов у Джима не было, все эти медицинские примочки далеко не его профиль. Кирк мог помочь себе только сном и крепким чаем. Отлежавшись ещё около часа, плавая на краю болезненного сна, Джим все же дошел до репликатора, сделал себе кружку крепкого, ароматного чая с лимоном и вернулся обратно в свой теплый спальник, где быстро забылся нездоровым сном.

Глухой стук сломал пополам тишину. Джим нелепо моргнул, посмотрел рассеянно на выпавший из рук новенький трикодер, глянул на него так, будто он был упавшим в грязь долгожданным леденцом из палатки со сладостями в Парке аттракционов. Сердце глухо стукнулось о ребра, заставляя Кирка поднять голову. Джим не думал, что у его сердца мазохистские наклонности, потому что ему снова пришлось увидеть, как Кэрол мягко со вздохом целует Маккоя, обнимая своими тонкими руками его за шею и прижимаясь как бедная, продрогшая лютой зимой птичка.
На звук упавшего трикодера они, конечно, среагировали. Маркус испуганно и немного смущенно глянула на капитана, а Маккой… Кирк не знал, какой взгляд был у Леонарда, он не смотрел на него.
- Извините, что помешал, - Джим тихо засмеялся.
Право слово, кто он такой, чтобы устраиваться сцены?
- Боунс, это тебе от Скотти, - вполне мирно добавил Кирк. Он поднял трикодер и положил его на стол. Пальцы, правда, чуть дрогнули, но это можно списать на усталость.
Маккой ничего не сказал. Маркус встрепенулась, её щечки покрыл легкий румянец. Она залепетала извинения, пролетела мимо Джима к выходу, покинула лабораторию, оставив после себя легкий аромат цветочных духов и целую тонну боли.
Кирк надломлено улыбнулся Маккою, наконец решившись на него посмотреть, и последовал за Кэрол.
- Джим! - окликнул его Маккой, схватил за локоть, не дав выйти в коридор.
- Не трогай меня, - Кирк отдернул руку, чувствуя, как из ужасной раны под ребрами, прямо рядом с сердцем, начинает течь ядовитая злость.
- Это не то, что ты подумал, - голос Леонарда звучал приглушенно, будто из другой комнаты.
Джиму было очень больно от злости, обиды и черт знает от чего ещё, но ему было трудно дышать, а от прикосновений Маккоя горела кожа.
- Боунс, - оборвал Кирк, посмотрел Маккою в глаза, но не силился в них найти ни отблеска сожаления, ни извинений. - Мне не нужно ничего объяснять, два плюс два я складывать умею, уж поверь.
- Джим, послушай, - Маккой крепко стиснул пальцы на загривке Кирка. - Она начала, я совершенно не хотел этого.
- Только не впадай в сентиментальности, прошу. Ещё скажи, что ты любишь только меня, - ухмыльнулся Джим, буквально вырвался из рук Леонарда. - Все в порядке, Боунс. Ты же доктор, а не мой любовник.
Маккой опустил руку. Наверно, в его глазах можно было прочитать тонкие отзвуки боли и разочарования, возможно, вины и непонимания, но Джим ничего этого не видел, потому что покинул лабораторию, отправился на капитанский мостик. У него ещё дежурство, тысяча разных дел: Спок готовил документы и отчеты по заканчивающейся пятилетке, стоило все прочитать и подписать, а скоро домой, на Землю.

К вечеру Джиму стало совсем хуево. Наверняка температура поднялась до 38 градусов, не меньше, дышать было тяжело, воздух проходил по горлу наждачкой, из-за заложенного носа слезились глаза и закладывало уши. Слабость и болезнь наполняли тело, не давали возможности подняться. Джим вылезал из своего мешка только чтобы отлить и налить ещё чаю, но к вечеру становилось холоднее, поэтому пришлось потратить все свои силы на то, чтобы развести костер в камине.
Пламя заплясало, как и прежде бросило тени на стены и пол, а Джим мертвым грузом снова рухнул на свой спальник. Он весь дрожал от озноба, иногда громко чихал, от чего голова болела ещё больше. Выхлебав очередную кружку крепкого, чуть кислого чая, Джим снова заснул.
Под температурой ему снились странные сны. Виделся лес, который поразительным образом раздвигался и искажался, а небо было ненормально красного цвета с синими полосами бесконечного космоса, чернота которого желала прорваться через багряное полотно. Горы раскачивались из стороны в сторону и рвали своими острыми шапками небосвод. И небосвод рвался и сыпал яркими звездами, как конфетти.
В лесу кто-то протяжно выл, так жалобно и надрывно, что хотелось скорбеть и плакать. А затем под дверью началась возня, и вой затих. Джим дернулся во сне, мучаясь от дурных сновидений, но в его голове балаган и не думал кончаться. Шорохи и звуки, скрежет и скрип досок медленно заползали в комнату. Джиму показалось, что ему удалось открыть глаза, но кроме размытого танца огня в камине он ничего не увидел. Тени были рядом с ним, не отступали ни на шаг, а скребки и скрипы никуда не делись, уже были у самого уха.
- Джим, - раздалось где-то далеко-далеко.
Голос показался знакомым, но его будто принес буйный северный ветер.
- Джим, - на этот раз уже ближе.
Холодная рука легла на лоб, и Джим чуть не заскулил от счастья. Он весь горел, и это прохлада была просто благословением божьим.
- В какую же задницу ты забрался, - недовольно заметил Маккой. - Потерпи, скоро станет лучше.
Джим, кажется, согласно кивнул, а после все шорохи и мерзкие звуки смолкли, мир погас и погрузился во тьму.

* * *
На этот раз пробуждение оказалось не таким мучительным. Горло, конечно, болело все так же, да и нос дышал с трудом, но зато не болела голова, и температура явно спала. Кирк осторожно сел, протер опухшие, красные из-за болезни глаза и огляделся, прогоняя последние остатки сна. В комнате стояла тишина и было тепло, в камине красные угли слабенько поблескивали, затухая, света было мало - лампочка в углу горела еле-еле, а в окно с трудом пробивались лучики солнца. Все вещи были на месте, дом не перевернулся, и никакие животные на огонек не забегали, только рядом с сумкой Джима стояла ещё одна, темно-синяя, набитая до отказа.
Кирк вскочил, как ошпаренный, метнулся к сумке, хотя это было без надобности, потому что он и без лишних подтверждений знал, кому она принадлежит. И все же сознание требовало проверки. Кирк от досады ругнулся и пулей вылетел из дома в чем мать родила.
Маккой нашелся у реки, он споласкивал таз и кружки. Рядом с ним были разложены всяческие приборы, наверняка Леонард брал воду на пробу. Солнце светило по-утреннему ярко, белело на горизонте и серебрило тихие волны реки, света было столько, что сидящий на берегу Маккой казался слепленным из потустороннего сияния. Чертов луч в конце темного тоннеля, но зрелище было завораживающим, Джим даже затормозил на несколько секунд, присматриваясь. Маккой на фоне всего этого первобытного и древнего смотрелся совершенно естественно, словно это он был хозяином домика и прожил здесь тысячи жизней.
- Как ты меня нашел? - наконец спросил Кирк, пытаясь унять поднявшуюся внутри бурю. Голос прозвучал хрипло и тихо, горло садануло легкой болью, заставив Джима закашляться.
- Вернись в кровать, иначе потащу волоком, - тихо сказал Маккой, отправляя кружки в таз.
- Как ты меня нашел? - требовательно повторил Кирк.
Маккой поднялся, размял ноги и посмотрел на Кирка холодно и твердо, как учитель на нашкодившего ученика.
- Хоть бы плед накинул, я же специально рядом положил.
- Черт подери, я не звал тебя! - выкрикнул Джим и разошелся в приступе кашля.
- Ты так грозен, я просто весь дрожу, - саркастично заметил Леонард, поднимая бровь.
Пользуясь заминкой Джима, Маккой подошел к нему, крепко перехватил за пояс и повел в дом. Джим кашлял сильно и долго, на борьбу уже не осталось сил, поэтому он послушно добрел до домика, отвернув лицо. Маккой уложил его обратно в спальник, кинул майку с трусами.
- Хоть это надень, а я сейчас вернусь.
Джим влез в трусы, натянул майку и завернулся в свой спальник. Голова начинала побаливать, все же у простуды пока не было в планах отступать.
Маккой вернулся минут через пять, сгрузил таз с чашками в угол, а свои приборы в сумку. Джим смотрел волком, диким и злым, он совсем не хотел видеть Леонарда, он лучше бы ещё раз получил тумаков от Спока или побывал у варп-ядра, но видеть своего "лечащего врача" было больно и тошно. В солнечном сплетении, в этом беззащитном и слабом месте, скребло когтями и жгло раскаленным железом.
Маккой отошел от репликатора и принес тарелку куриного бульона.
- Ешь, затем лекарства, - тихо сказал он.
Джиму был хорошо известен этот тон, врачебный и важный. Сейчас Маккой был доктором, самым лучшим, между прочим, ни знакомым, ни другом, ни даже соседом, а именно гениальным доктором.
- Я хочу, чтобы ты ушел, - ответил Джим и взял тарелку.
- Сначала вылечу, отмою, а потом уйду, - кивнул Маккой, и Джиму снова стало больно, он даже чуть супом не поперхнулся.
- Твоя забота мне не нужна, - пробулькал Кирк в бульон.
- Джим, закрой уже рот, - отдернул его Маккой и вернулся к сумке, достал из неё белый чемоданчик с лекарствами.
Кирк заткнулся на несколько минут, доел суп и отставил миску. Маккой наполнил гипошприц раствором, присел рядом с Джимом.
- Ненавижу это.
Маккой не ответил, быстро ввел антибиотик и подобрал пустую тарелку.
- Так как ты нашел меня? - хриплым шепотом спросил Джим и удобней подобрал под голову подушку.
Он говорил сипло и глухо из-за заложенного носа, кончик которого был припухшим и красным. Кто бы мог подумать, что капитан Энтерпрайза Джеймс Тиберий Кирк может быть таким милым во время обычной простуды.
- Я потом расскажу, - с неохотой ответил Маккой.
Джим напряженно замолчал, а потом посмотрел на плоский, тоненький металлический браслет у себя на запястье с выгравированной дельтой у замка.
- Сука, - заключил он, и Маккой поморщился. - Когда ты успел маяк запихнуть?
- Я знал, где ты, с самого начала, но не собирался приезжать, пока компьютер не показал ухудшение физического здоровья. Мы оба знаем, что ты не умеешь себя беречь.
- Боунс, я хочу, чтобы ты ушел, видеть тебя не могу.
- Джим, я не собираюсь извиняться за то, чего не делал.
- Да ты ей чуть рот не съел!
- Всегда любил твое умение преувеличивать.
Маккой достал свой спальный мешок и расстелил его у окна, прилег, уставился на скудно мерцающую лампочку в углу потолка.
- Восемь лет, ты просрал восемь лет, - никак не мог угомониться Джим, из которого обида поперла с новой силой.
- Джим, я хотел её остановить.
- Если бы ты не стыдился наших отношений, такого бы вы вообще не случилось.
- Доктор Леонард Маккой трахает капитана Джеймса Кирка, замечательное знание для всего Звездного Флота! Не доводи до абсурда.
Кирк замолчал, повернулся носом к стенке и быстро уснул, сморенный лекарствами, а Маккой не мог оторвать от него взгляда. Он скучал и был рад видеть даже такого колючего Джима. Ничего, перебесится и успокоится, он же Маккоев, а это как диагноз в медицинской карточке.

* * *
Джим проснулся к вечеру. Спал он из-за заложенного носа беспокойно. Антибиотики были тяжелыми, поэтому организм требовал сна. Заметив, что Кирк проснулся, Маккой тут же поставил перед ним тарелку с овсяной кашей на воде. Гадость неимоверная, но Джим совсем не спорил с предложенной едой, есть хотелось жутко.
- Кушай, мне нужно сделать тебе укол.
Джим рассеянно почесал щетинистую щеку, а затем чихнул аж целых три раза.
- Тебе не идет борода, - заметил с ухмылкой Маккой и коснулся пальцами волос Джима, которые сальными отлежанными патлами торчали во все стороны.
Кирк прижался к стене, посмотрел настороженно сначала на руку, а затем на Маккоя, нахмурился и взялся за безвкусную овсянку. Камин снова горел, обогревал комнату. В слабом свете глаза Леонарда казались совсем темными, как увядающая трава по осени. Боунс вообще изменился за последний месяц: горбился сильнее обычного, осунулся, нездоровые синяки темнели под глазами. Ему, кажется, тоже было не сладко.
Но, черт подери, как же Джим устал от всех этих недомолвок, за восемь лет он ни разу не почувствовал себя частью чего-то важного, разделенного. Маккой всегда был где-то за стеной, лишь иногда эта стена могла становиться тоньше, а затем все по новой. Теперь ещё и эта Маркус...
- Завтра будем бриться, - заключил Маккой.
- Я справлюсь сам.
- Хватит выебываться.
Джим посмотрел в свою тарелку. Он был обижен, действительно обижен, злость клокотала в нем, от каждой мысли о Маккое начинала, как безумная, биться внутри. Это было невыносимо! Джим специально убежал, убежал ото всех, от целого мира, чтобы унять в себе этот пожар, понять, что же ему делать дальше, пытался простить, но обида, будто чертов муравей, копала все глубже и сильнее.
- Джим, посмотри на меня, - попросил Маккой.
Джим оторвался от созерцания водянистой каши и поднял голову. Леонард еле сдержал смех, потому что Кирк действительно выглядел нелепо с распухшим носом, с неровной щетиной, с красными глазами и малюсеньким шматком каши на верхней губе. Таким его мог видеть только Маккой, остальным просто недозволенно, для всех других он - капитан, а вот для Леонарда всегда останется бестолковым дурнем.
- Все, что я делаю, я делаю для тебя, - просто сказал Маккой.
- Боунс, за восемь лет мы ни разу не обсуждали наши отношения, мы просто трахались. Сказать по правде, мне не кажется, что так должны выглядеть счастливые парочки. Ты боишься огласки, ты боишься, что я заберусь к тебе в душу, поэтому успешно держишь меня на расстоянии. Ты создал для меня целый собор и сидишь на колокольне. Черт подери, я что, похож на Эсмеральду?
- Ты только что сравнил меня с Квазимодо?
Джим закатил глаза.
- Боунс, ты невыносим.
Кирк попытался вернуться к своей несчастной овсянке, но в горле встал горький ком от странного чувства. Колкая нежность застучала в затылке, запела где-то внутри, разлилась мягким теплом, от которого перехватывало дыхание и похолодели кончики пальцев.
- Доедай, нужно сделать укол, - поторопил Джима Маккой.
Убрав подальше пустую тарелку, Кирк подставил плечо. Леонард сделал укол, привычно спрятал все медикаменты в чемоданчик, подобрал тарелку, положил её в таз. Джим молчал, пытаясь найти нужные слова. Ему хотелось сказать многое, вырвать из себя все то, что он успел закопать за последнее время, но в один миг значения лишилась каждая мысль. Кирк имел довольно гибкое сознание, которое умело быстро подстраиваться к любой ситуации. Джим умел понимать других людей, но он просто немного устал. Устал восемь лет искать оправдания действиям Маккоя, тот ведь никогда ничего не говорил, жил за своей стеной, словно угрюмый сосед в старом районе Нью-Йорка. Джим не думал, что разрушить эту стену можно только побегом, он ведь никогда не убегал, шел до конца. Лишь скрывшись в какой-то глуши, ему представилась возможность увидеть Леонарда в другом свете.
- Ты действительно не трогал её? - спросил Кирк, стараясь держать равнодушный, непричастный тон.
- Нет, и она ни в чем не виновата.
- Я знаю.
Джим высвободился из своего мешка, хотел было потянуться к Боунсу, обнять за шею и поцеловать, но звонко чихнул. Маккой рассмеялся, и стало совсем легко. И кто бы мог подумать, что им понадобятся долгие восемь лет, чтобы увидеть все тонкие ниточки, которые натягиваются между ними с каждым движением.
- Ну же, иди ко мне, - позвал Маккой.
Джим откашлялся, подполз к сидящему на полу Леонарду и обхватил его за шею, прижался так тесно, насколько мог, хотел принюхаться, вспомнить родной запах, но заложенный нос совершенно ничего не чувствовал. Маккой обнял в ответ за пояс, поцеловал в шею, куснул за мочку уха.
- Извини, целовать пока не рискну, - с улыбкой сказал он, а Джим снова чихнул.
- Можно мне на улицу?
- Нет, залезай обратно.
- Я спросил ради приличия, твое согласие мне все равно не нужно.
Кирк растянул обветренные губы в улыбке, выбрался из объятий, вскочил так резво, что Маккой не успел ухватить его за руку. Джим влез в свои ботинки и вышел на крыльцо. В сумеречной синеве его светлая фигура выделялась совершенно четко. Кирк походил на заплутавшего призрака в своей растянутой, большой светлой майке, в белых трусах, а светлая, ещё не успевшая загореть кожа вовсе выглядела инфернально. Растрепанный, помятый, похудевший Джим совершенно не шел темноте, для неё он был слишком светел, он мог распугать её своим внутренним солнцем.
По голым длинным ногам прошлись мурашки от холода, Джим обхватил себя руками, но никак не мог оторвать взгляда от чернеющего в подступающей ночи леса. Леонард тихо подошел к Кирку и накинул на его плечи плед.
- Здесь красиво, - сказал Джим.
- Как ты только нашел это место? - спросил Маккой, не пытаясь скрыть удивления в голосе.
- Всемирная сеть знает все, - несколько расплывчато ответил Кирк.
- Вернись в дом, тебе нужно ещё поспать.
Джим улыбнулся, посмотрел на Маккоя, оставил поцелуй на его щеке и скрылся в домике. Неаккуратно скинутые ботинки остались у порога, Джим пробежался босиком до спальника и закутался в нем, спасаясь от ночного холода.
- Ложись со мной, - попросил Джим, укладываясь удобней. - Он больше, чем кажется.
Маккой стянул джинсы, забросил их в сумку и забрался к Джиму в мешок. Было тесновато, но если прижиматься и обнимать друг друга сильно и крепко, то было очень даже свободно. Кирк пристроил голову у Маккоя на груди, чуть не забрался на него целиком, Леонард обнял за плечи, поглаживал теплую кожу пальцами.
В эту ночь они спали крепко и без снов, словно звезды забрали все их переживания и тягостные мысли, выбросили их в бесконечный космос, где невозможно что-то найти без точных координат.

* * *
Джим проснулся первым. Поначалу он даже и не понял, что его обнимают. Леонард спал крепко, что было удивительно, потому что сон его обычно чуток, он просыпался от каждого шороха - издержки профессии. Кирк мягко поцеловал Маккоя в плечо, чуть приподнялся на локте и принялся его рассматривать. Лицо Леонарда было мягким и умиротворенным, глубокая морщинка между бровей разгладилась, чуть подрагивали темные, короткие ресницы. В черной щетине проглядывались седые волоски, их редкую серебряную россыпь можно было найти и на висках. Свет от лампочки был совсем слабым, он бледным, золотым отблеском падал на стены комнаты, поэтому Джим мог в полной мере насладиться видом спящего Маккоя.
- Долго ещё пялиться будешь? - хрипло поинтересовался Маккой, не открывая глаз.
- Свет 0%, - сказал Джим, не открывая взгляда от Боунса.
Лампочка потухла, и единственным источником света осталось окно, которое ловило так мало солнечных лучей, что комната повисла в темноте. Джим прихватил зубами Маккоя за губу, зашарил рукой по его животу, нащупал резинку трусов и потянул их вниз. Было безумно неудобно из-за этого спальника, тесно и жарко. Маккой Джиму не мешал, это всегда было бесполезно, он кое-как открепил несколько заклепок сбоку, стало чуть свободней, и Кирк словно с цепи сорвался. Он всего лишь на несколько минут оторвался от губ Маккоя, стянул с себя майку, а затем и трусы, выпихнул все это на пол. Прижимаясь и обтираясь голым телом и привставшим членом о бок Леонарда, Джим ухватил его руками за шею, снова взялся целовать. Маккой отвечал на поцелуй с жадностью, чуть морщась от колючей отрастающей щетины, он повел ладонями по исхудавшим Кирковским бокам, прихватил за ягодицы, сжал их. В его планах было завалить Кирка на спину и вытрахать... конечно, всю дурь из головы, но Джим оказался шустрее. Он, кажется, вообще не отрывался от Маккоя, не отстранялся ни на секунду, быстро залез на него и сел на бедра.
- Джим, смазки нет, - сбивчиво просипел Маккой через поцелуй.
Кирк удивленно распахнул глаза.
- Ты ехал ко мне, не взяв смазку?
- Я ехал тебя лечить.
- Секс лучшее лечение!
- Блядь, Джим!
Но Кирк слушать дальше не стал. Он взял его за кисть, потянул руку к себе и прикусил кончики пальцев. Маккой чуть поморщился, но не дернулся, потому что Кирк совершенно пошлым образом начал облизывать пальцы. Пухлые, влажные губы бесстыдно обхватывали фаланги, язык скользил по коже, слюна хлюпала и стекала на ладонь. Маккой надавил Кирку на поясницу, освободил пальцы из его рта и дотянулся до сжатой дырки. Джим громко засопел, подтянулся, подставил зад, зашкрябал нервно пальцами по плечам. Ему ещё было трудно дышать носом, Кирк грозился вот-вот разойтись тяжелым кашлем, поэтому мирно хрипел под ухом. Маккой растянул дырку мокрыми от слюны пальцами, протолкнул сразу два и заласкал горячие стенки.
Мышцы у Кирка натянулись под кожей, буквально окаменели, он в первые минуты сжимался, но после расслабился, поддался пальцам навстречу, обтираясь яйцами о член Маккоя. Края дырки чуть покраснели, были влажными от слюны, и Леонард добавил третий палец, заставив Джима буквально выгнуться от удовольствия. Кирк обхватил ладонями его лицо, лизнул губы, зацеловал чуть ли не до посинения, глотая вкусный, сытный запах Боунса. От него пахло потом, мускусом, немного химией и горной речкой. Такое сочетание заставляло Кирка поскуливать и дрожать от предвкушения. Он густо сплюнул себя на ладонь, протиснул руку между животами и обласкал член, оставляя на нем слюну.
Маккой, обхватив Джима поперек спины, держал крепко, когда тот сам начал насаживаться на член, что-то сбивчиво и глухо тараторя себе под нос. В любое другое время Леонард бы никогда не стал брать Кирка без смазки, но сейчас от того перло каким-то безумством, практически животным желанием и тоской.
Джим вытерпел, держа зубы у самого пульса, и сел до конца. Под пальцами у Маккоя ходили напряженные мышцы, кожа взмокла от напряжения, пот лился чуть ли не градом. От тесного, горячего, пылкого Джима у Леонарда зазвенело в ушах, под веками начали всплывать белые пятна. Он стиснул Кирка сильнее, а тот начал двигаться, неспешно, проверяя свои ощущения, словно заново узнавая себя и Маккоя после длительной амнезии.
Дыхание сбилось у обоих. Маккою было совсем непривычно гладить щетинистые скулы - Джим вообще был непривычным: потерянным, зачуханным и больным, как домашняя собака, которую выгнали из дома во время дождя. Он жался, кусался, вел бедрами, скулил, рычал, ну, щенок же, честное слово, а Маккою вот снова приручать и выхаживать.
Леонард гладил Кирку бока, пересчитывал ребра, давил на выпирающие позвонки, а лопатки были особым удовольствием. Они острыми углами выпирали из спины, и Маккой никак не мог перестать их трогать: Джим слишком красиво сводил плечи.
Кирк начал двигать бедрами быстрее, скользя по члену и обтираясь своим о живот Маккоя. На одном из движений Леонард подхватил его за ягодицы, подтянул немного, снимая Джима с члена, и тот недовольно застонал, укусил за скулу.
- Козел, - пролепетал он и широко облизал ухо.
Маккой потрогал пальцами растянутую дырку, чуть надавил, выбив из Джима сладкий стон, и усадил его обратно на член. На этот раз движения стали более резкими и сильными. Кирк садился на всю длину и ещё умудрялся напрягаться, стискивая член собой. И у Маккоя возник справедливый вопрос, кто ещё кого трахает. Джим был сущим изголодавшимся по рукам Леонарда кутенком, к тому же раздразненным и обиженным.
Кирк дернулся на члене с особой силой, уселся по самые яйца и будто скрутился весь. Пальцы сжались на широких плечах Маккоя, зубы - на шее. Джим зажмурился, долго простонал и кончил. От давления Маккой спустил следом, внутрь, по-хозяйски.
Слезать Кирк не спешил, развалился на Маккое. Потные, взмыленные, запыхавшиеся, они начали лениво обниматься и целоваться. Джим зацеловывал и заглаживал укусы, а Леонард с удовольствием принимал ласки, но отвечать не спешил - любил молча наслаждаться подобными нежностями.
- Надо умыться, - чуть погодя тихо сказал Маккой.
Кирк уколол его плечо щетиной, кивнул, но вылезать из мешка явно не собирался.
Так они провалялись ещё часа два, болтая о какой-то ерунде. Джим иногда чихал и подкашливал, прикрывая рот ладонью. Ему было гораздо лучше, противная, зудящая простуда отступала, хотя Маккой был не намерен оставлять лечение в ближайшие три дня.
Завтракать они выбрались к речке, расстелили спальник Леонарда и лакомились булочками с вишневым джемом и пили зеленый чай. Из-за небольшой глубины и кристальной чистоты вода казалась разноцветной в полуденном солнце, волны сверкали золотом, и разномастные камешки, серые, темно-синие, красные, желтые были видны, как на ладони. Прохладный ветерок с гор остужал полуденный зной, скользил по обнаженной коже.
Маккой совсем не походил на доктора. С растрепанными волосами, в старых, полинявших шортах он выглядел весьма аскетично и диковато. Джим периодически начинал целовать сладкими от джема губами его сильные, загорелые плечи, на которых появлялась россыпь мелких веснушек. В эти моменты Маккой замолкал, посматривал на Кирка краем глаза и продолжал жевать булочку. Наверно, именно этого ему и не хватало. Там, в бескрайнем космосе, нет совершенно ничего живого, только бесконечное пиканье приборов, звонки по коммуникатору, узкие коридоры, нежелательные соседи и всего две подушки на кровати. А здесь, в глуши, нет ничего космического и далекого, есть только солнечный свет и Джим, хотя это одно и то же. Жаль только, что с подушками разобраться не удалось.
К вечеру, когда вода у берега стала совсем теплой, как парное молоко, они пошли мыться. Джим расселся на мели, голый и беспечный. У него обгорели плечи и кончик носа, глаза стали совсем яркими, такими сочными, что Маккой боялся в них смотреть, потому что была угроза забыть совершенно обо всем белом свете.
- У тебя загорел лоб и переносица, а щеки сейчас будут светлыми, - начал подтрунивать Леонард.
Кирк смешно поморщил кончик носа.
- Ну и что, - он равнодушно пожал плечами.
Маккой сидел между его разведенных ног, вода была им почти по пояс. Как следует намылив Джиму скулы и шею, Леонард ополоснул наточенный ножик. Бритвы, увы, не нашлось.
- Только сиди смирно, - предупредил Маккой.
- Ты же не Суини Тодд, в конце концов, - улыбнулся Джим.
Лезвие прошлось по коже на шее, собирая мелкие волоски вместе с пеной. Маккой окунул ножик в воду, повел им ещё раз по коже.
- Вот почему ты нормальную бритву не взял? - заворчал он.
- Боунс, лезвия - это последнее, о чем я думал перед отъездом, - осадил его Джим.
- С какой-то стороны - это похвально, - засмеялся Маккой и получил тычок коленкой в бок.
Леонард выбривал Кирка старательно, снова и снова намыливал ему щеки и водил острием ножа, с наслаждением убирая щетину.
- Теперь моя очередь, - весело возвестил Джим и с энтузиазмом забрал у Маккоя ножик и мыло.
- У меня все не так страшно, - Леонард отвел руку Кирка.
Джим сощурился, осмотрел Боунса скептично, провел тыльной стороной ладони по его щеке.
- Действительно, мне так больше нравится.
- А до этого плохо, значит?
Джим сжал губы на секунду, а затем сказал:
- Ну, знаешь, когда ты выбритый, у тебя лицо словно меньше становится.
Маккой удрученно поднял бровь. Мало того, что Кирк начал дурачиться, он ещё и сопровождал свои слова бурной жестикуляцией. Джим щупал себя за лицо, щурился и морщился, изображая какого-то дауна.
- Вот спасибо.
Кирк рассмеялся.
- Джимми-бой, а у тебя нос кнопкой и глаза круглые. Ты вообще похож на херувима, вот только губы выдают всю твою мерзкую, пошлую натуру.
- Это ты верно подметил, - рассмеялся Джим и поцеловал Маккоя в краешек рта.
- Подними руки, - оставив смех и откашлявшись, попросил Джим.
Леонард поднял руки, и Кирк оказался совсем близко-близко, начал гладить густо намыленными руками грудь, бока, подмышки. Пенка растекалась по коже, а Джим был слишком сосредоточен мытьем, чтобы Маккой мог сдерживать улыбку.
Солнце висело точно над пиками гор, и небо за ним наливалось багрянцем. От золотого ласкового света почти ничего не осталось, верхушки деревьев поливались закатной краснотой. Начинало холодать.
- Пойдем, Джимми, - сказал Маккой, убирая с его щеки пену.
- Подожди ещё минутку.
Джим положил ладони Леонарду на шею, коснулся большими пальцами скул, замер у самых губ, нагнетая предвкушение, мучая ожиданием. Он сладко и тепло выдохнул, осторожно поцеловал, даже слишком трепетно, словно это их первый поцелуй, хотя в какой-то степени он таким и был. Сидя в норвежской речке, буквально на краю всего мира, они действительно целовались в первый раз. И все простительно, потому что скоро их здесь больше не будет. Опустеет дом, покроется пылью и грязью, растлеют угли, и крыльцо совсем накренится, начнет скрипеть под любым дуновением ветра. Но это все ничего, это не беда.

* * *
Маккой долго расхаживал перед разбитым крыльцом. Он рассматривал каждую доску, каждую зазубрину, трогал шатающиеся перила и хмурился. Джим уже битый час пасся у дверного косяка без дела, все ждал заключений Леонарда.
- Знаешь, Джимми, его легче разобрать и отстроить заново. Делов-то на несколько дней.
Кирк встрепенулся.
- Я-то думал, что ты всего лишь доктор.
- Я разве не рассказывал, что в юности пахал на стройке?
Джим удивленно хлопнул глазами.
- Ничего себе, мистер Маккой, вы умеете удивлять.
- В этом с тобой мне не сравниться, - хмыкнул Леонард.
- В семнадцать я работал механиком на заводе. Так что мы оба рукастые.
- Теперь осталось справиться с крыльцом.
Кирк вздохнул.
Через три часа они честно начали сомневаться в своем умении что-либо строить. Маккой ругался так громко, что наверняка его отборный мат можно было услышать на краю леса. Джим был более сдержан, точнее, он вообще ничего не говорил, только злился и упорно вытаскивал гвозди гвоздодером. Доски, посеревшие от старости, были утыканы гвоздями и какими-то странными тонкими железяками вдоль и поперек. Одна доска, которая была второй из трех ступенек, вообще переломилось, когда дело дошло до нее.
К вечеру крыльцо было полностью разобрано. Балки валялись в одной стороне полянки, щепки в другой, доски - в третьей. Кирк умудрился распахать себе руку от запястья до локтя, Маккой сидел на траве и силился вытащить все занозы из пальцев и ладоней.
Молчание длилось минут двадцать. Первым заговорил, конечно, Кирк:
- Мне уже можно пить?
- Нет, - тут же ответил Маккой.
- Совсем? - с надеждой переспросил Кирк. - Хотя бы один стаканчик бурбона.
- Нет.
Джим тяжко вздохнул. Леонард, избавившись от своих заноз, подошел к нему.
- Руку покажи.
- Нет, - передразнил Кирк.
- Не веди себя, как ребенок.
Джим протянул раненную руку. Царапина была длинной, но неглубокой, ничего страшного, промыть и обработать антисептиком. Даже пластырь не пригодится.
- Пойдем.
Чтобы зайти в дом, им пришлось положить сначала балки от перил, а на них взгромоздить доски. Вышла небольшая площадка в десяти дюймах от земли. Главное теперь - не забыть об отсутствии нормального крыльца и не полететь носом вперед, выходя из домика.
В комнате за полторы недели проживания стало гораздо уютней: спальник Джима так и остался у стены, из спальника Маккоя они соорудили что-то наподобие диванчика - сбили каркас и застелили его толстым, мягким спальным мешком, над камином растянули веревку и развешивали стираные вещи. Конечно, было бы неплохо обзавестись шкурой, но ни Леонард, ни Джим не были готовы к охоте на диких животных.
Маккой быстро смазал царапину на руке Кирка мазью и отставил тюбик на полочку.
- Пойдем на улицу, ещё светло, - улыбнулся с благодарностью Джим, осматривая руку.
- Ну, пойдем.
Они вышли из домика и устроились на бывшем крыльце. Небо наполнялось томящейся синевой, но солнце ещё не скрылось за стеной высоких мощных гор. Черные воды тихой реки тоскливо молчали, и только неподалеку слышался плеск от рыбьих хвостов. Со стороны гор донесся отчаянный вопль орла. Возможно, он объявил охоту на юрких грызунов. Воздух был наполнен душистыми запахами трав и ила, а ещё чувствовалось приближение грозы, что-то тяжелое и разряженное проносилось в воздушных потоках.
- Боунс, а пойдем завтра рыбу ловить? - предложил Кирк и положил голову на плечо Маккою.
- Это надо будет ниже по реке спускаться.
- Заодно прогуляемся.
Джим с улыбкой начал покусывать ухо Леонарда, полез руками ему под майку. Маккой коротко глянул на Кирка, а тот укусил за плечо и повалил на бок, да так напористо, что Леонард не удержался. Завязалась короткая борьба. Джим схватился за бедра Маккоя, навалился на него всем весом и придавил к доскам. Леонард неприятно саданул подбородок о доски, глянул на Джима через плечо. Кирк тяжело дышал, подергал Маккоя за резинку штанов, потянул их вниз.
- Ты умеешь выбирать места, - пропыхтел Леонард, стараясь не тереться лицом о доски, чтобы не засадить заносы и не поцарапаться.
- Я тебя так хочу, - прошептал Джим на самое ухо, - сил нет.
- Неугомонный.
Кирк стащил с себя потрепанную ветровку, зашуршал по карманам, достал тюбик той самой мази, которой Маккой несколько минут назад обрабатывал ссадину.
- Когда только успел? - недовольно поинтересовался Маккой и подложил под голову руки.
Джим не ответил, приспустил штаны и задрал майку Леонарда, оголяя его крепкие бока и широченные плечи. От такого зрелища Кирк даже облизнулся, обласкал пальцами мускулистую спину, прикусил кожу над лопаткой и довольно проскулил.
Мазь совсем не пахла химией, имела мягкий мятный запах и молочный цвет. Джим выдавил чуть ли не половину тюбика себе на пальцы, неаккуратно мазнул ими Маккою по бедру и обвел сжатую дырку. Снова захотелось скулить от подкатившего к самому горлу почти щенячьего восторга. Маккой повел плечами, уперся лбом в скрещенные руки. Джим потерся грудью о его напряженную спину, протолкнул два пальца и начал медленно растягивать его, неспешно сгибая пальцы внутри и дотягиваясь кончиками до простаты. У Маккоя грудная клетка заходила ходуном, и казалось, что с каждым вдохом его плечи становились ещё больше.
У Джима терпение висело буквально на волоске, Леонарда хотелось так сильно, что даже покалывало в пояснице, но Кирк оставался терпеливым. Он добавил ещё один палец, обвел края дырки, а затем, ткнувшись теплым носом Маккою за ухо, вошел наполовину. Боунс рыкнул, словно медведь, вышедший из спячки, стер со лба проступивший пот и дернул бедрами назад. Кирк провел языком по краю его жесткого уха, укусил за мочку и вошел на всю длину. Его руки остановились на груди Маккоя, короткие ноготки заскребли кожу, прошлись по соскам. Джим начал двигаться. Сначала движения давались с трудом, все же Маккою в задницу прилетало гораздо реже, чем Кирку, но потом стало легче, и Джим разошелся. Он обхватил ладонью член Маккоя, погладил большим пальцем головку, собирая смазку, зарылся носом в темные волосы. Движения стали более резкими и быстрыми, Джим дрочил Леонарду в такт толчкам и постанывал ему в загривок.
Стоны Маккоя походили на рык, хриплые звуки рвались из грудной клетки, проходились мягкой вибрацией словно по всему телу.
Леонард снизу смотрелся неестественно привлекательно, и Джиму казалось, что он удерживает и ласкает непослушного зверя. С Маккоя пот тек градом, а Джим толкался все сильнее и резче, выл и кусался от удовольствия. Кирк резко дернулся, вошел на всю длину, слишком сильно цапнул за загривок, прикусив кожу, и кончил внутрь. Маккой недовольно рыкнул, намекая, что ему до разрядки тоже осталось совсем чуть-чуть. Запыхавшийся и осоловелый Джим похлопал Леонарда по боку, заставляя перевернуться, и спустился вниз, устроился между ног. Он обхватил напряженный член ртом, пропустил за щеку и задвигал головой, сбивчиво и хрипло дыша. Маккой сжал светлые волосы в пальцах, помассировал макушку и надавил, загоняя член Джиму в глотку. Кирк закашлялся, но сглотнул через силу.
Маккой блаженно развалился на досках, а Джим подниматься не спешил, вытер слюну с подбородока о низ живота Боунса, положил голову чуть повыше тазовой косточки.
- Нечего тут разлеживаться, холодает, - тихо сказал Маккой минутой позже.
- Мне совсем не хочется вставать, - пробубнил Джим и обнял Леонарда за ногу.
- Штаны хоть подтяни.
- Отстань, дай полежать спокойно.
Вопреки своим словам Джим все же подтянул штаны, подобрался к Маккою и поцеловал его в губы, неспешно и мягко, растягивая томительные минуты.

* * *
Небо стянули тяжелые темно-синие грозовые тучи. Они нависли неопрятными комьями над лесом и тяжело переваливались ближе к горам, гонимые сильным порывистым ветром. Деревья жалобно склонялись к земле, а высокая трава перекатывалась зеленой волной, как беспокойное море, и только горы хранили молчание.
Маккой с Кирком сидели перед открытой дверью и играли в "Марио-22".
- Кажется, я уже тысячный раз спасаю эту принцессу, - сказал Леонард, ловко нажимая на сенсорные кнопочки.
- Можно было придумать что-нибудь новенькое. Например, вместо принцессы поставить принца или кусок мяса, - начал рассуждать Кирк.
Порыв ветра скользнул по порогу и коснулся голых ног. Джим поморщился, а Леонард не заметил - Марио был интересней.
- Или, скажем, он должен доставить кейс с наркотиками своему мафиозному боссу, - продолжил Кирк. - Сколько вообще лет этой игре?
- Лет триста, - отмахнулся Маккой.
- Охуеть.
- Будешь играть?
- Неа.
Молния рассекла дымное от туч небо, гром разнесся сокрушительным раскатом по округе, и через несколько минут начался дождь. Крупные капли забарабанили по крыше, зашумели в листве и траве.
- Отдай мне эту штуку, - Джим потянулся за табом.
- Погоди! - отдернул его Леонард, уходя в бок. Ему до следующего уровня оставалось совсем ничего.
- Боунс, отдай! - настоял на своем Кирк и все же выдернул таб из рук Маккоя, посмотрел на объемное изображение. - Вау! Да он же по Вулкану бегает!
- Блядь, Джим, я ведь почти прошел!
- Да похер мне!
Кирк отложил таб в сторону, поднялся на ноги и вышел на улицу, попал прямо под стену дождя.
- Джим! - крикнул ему Маккой. - Вернись! Ведь только недавно поправился!
- Боунс, иди ко мне! Вода совсем теплая!
Кирк вымок за секунду. Отросшие, выгоревшие на солнце волосы прилипли к щекам, тонкая майка обрисовала жилистую фигуру, джинсовые шорты отяжелели и потемнели.
- Я не хочу мокнуть, - заворчал Маккой.
Джим подошел к двери. Крыльцо они так и не достроили, поэтому, стоя на досках, Кирк оказался чуть повыше сидящего Маккоя. Из комнаты веяло теплом и вкусным запахом дерева, а от Джима несло холодом и сыростью, но он широко и радостно улыбался.
- Пошли! - ещё раз позвал Кирк и схватил Леонарда за руки.
- Джим, я не хочу!
Маккой упирался, как мог, но все же Кирк выволок его под стену дождя. Капли запутались в темных волосах, серая рубашка пошла мокрыми пятнами, спортивные штаны потяжелели и поползли с бедер. Маккой нахмурился, а Кирк полез обниматься.
Целоваться оказалось ужасно трудно. Вода текла по лицу, попадала в рот, но Джим не останавливался. Он крепко держал за шею, гладил по мокрым волосам и продолжал целовать сквозь смех, брызгая капельками дождя. Маккой обнял поперек спины, мокрая майка неприятно смялась под пальцами. А дождь все лил и, кажется, становился сильнее. Джим жался всем телом, только ему удавались такие объятья, он умел передавать через них все свое тепло. И Кирк действительно был теплым, Маккой чувствовал это даже сквозь холодный ветер.
Джим и не думал отлипать, кончики пальцев приятно гладили загривок Маккоя, ладони обнимали скулы. Леонард не прекращал хмуриться, но на поцелуй отвечал, глотая скатывающиеся в рот капли дождя. Он никогда не делал ничего столь странного и немного безумного. Ну, кто, в конце концов, рвется целоваться и обжиматься под дождем? Это же удел глупых романтиков и растерявших свой талант лириков, но никак не занятие для серьезного доктора и капитана огромного звездолета. Маккой не думал, что так делать можно, а Джим делал и ни о чем не беспокоился. Для него это было в порядке вещей, поэтому поцелуи под дождем перестали казаться Леонарду странными и неестественными.
И почему рядом с Кирком так легко верить в сказочность некоторых вещей?
Маккой укусил Джима за нижнюю губу, провел пальцами по оголившейся пояснице, обвел соблазнительные ямочки. Джим чуть выгнулся под его руками, тепло выдохнул в губы и продолжил солнечно улыбаться.
Снова прогремел раскат грома, словно по горам ударили гигантским молотом, и молния пронзила небо, но все же ливень становился тише. Ветер уносил грозу на юг.

* * *
- Может, лучше у речки? - спросил Маккой.
Кирк задумчиво почесал щеку.
- А лес чем тебе не нравится? - поинтересовался он.
- Там душно, - ответил Леонард и сложил руки на груди.
- На траве?
- Жуков полно.
- К горам?
- Слишком долго.
- Да что ты вредный какой? - возмутился Джим.
- Пошли к реке!
- Я тоже буду вредным! Не пойду к реке!
- Тогда на спальнике!
- Это избито, мы же на природе! Нужно пользоваться её дарами!
- Черт подери, Джим, это всего лишь фотография!
- Это не просто фотография! - важно заявил Кирк. - Это совместное фото!
Маккой тяжко вздохнул и еле удержался от того, чтобы не закатить глаза. Джим взял его за локоть и потянул к лесу.
- И куда ты?
- Здесь недалеко есть полянка, тебе должно понравиться.
Маккой осторожно высвободил свою руку из пальцев Кирка и забрал у него сумку с табом от греха подальше, а то Джим никогда не славился ловкостью и бережливостью.
Они прошли короткую полосу леса. Деревья неожиданно начали редеть, и трава потянулась вверх. Полянка началась так же неожиданно, как оборвался лес. Солнце было невыносимо ярким, оно походило на комок белого золота, на небо смотреть было больно, а оно выцветало из-за такого слепящего света, переставало казаться таким насыщенно голубым.
Джим смело пошел по поляне, притаптывая высокую траву. Он шел к раскидистой старой сосне. Она была чертовски высокой, стояла, поскрипывала от легкого ветра.
Полдень был жарким. Маккой расстелил покрывало под широкими лапами сосны, достал бутылку с чаем и коробочку с поджаристыми куриными ножками. Джим отобрал таб, плюхнулся на самый край, скинул ботинки и вытянул свои длиннющие ноги на траве, подставляя их солнцу.
- Улыбочку!
Маккой недоуменно поднял голову и не успел ничего сказать, как раздалось забавное «чпок». Джим засмеялся, глядя на вышедшую фотографию.
- Боунс, прекрати изображать Спока.
- Джимми-бой, ты задрал.
- Улыбочку!
И снова чпок.
- Боже, Боунс, даже ромуланец симпатичней, чем ты.
Маккой устало помассировал переносицу и попытался отобрать таб, но Джим оказался совсем близко и сделал фотрграфию с руки. На тонком экране вышли две забавные мордахи, одна, правда, пребывала в недоумении, но вот вторая улыбалась от уха до уха.
- Нет, мне не нравится, - скептично заявил Леонард.
- Погоди.
Джим подсел совсем близко, пригладил волосы Маккою на макушке, поправил челку и прижался щекой к его щеке. Чпок!
- Уже лучше, - Джим пожал плечами.
- Покажи.
Кирк протянул таб. Маккой посмотрел на экран и скривил губы.
- Что за черт?
- Я не виноват, что ты совершенно не фотогеничный!
Леонард сжал губы, а затем сгреб Джима за шею. Чпок! У Кирка вышло совсем дурашливое лицо, а Маккой удачно зарылся носом ему в волосы, поэтому было видно только его скулу и краешек мочки.
- Какой ты тут смешной, - улыбнулся Леонард.
- Мне не нравится, - пожаловался Кирк, посмотрел на Маккоя серьезно, даже немного обиженно.
Чпок!
- Так, отдай! - возмутился Джим.
Чпок!
- Верни немедленно!
Чпок!
- Боунс!
Маккой рассмеялся и улегся на спину, листая получившиеся фотографии.
- Джимми-бой, да ты душка.
Леонард показал Кирку его сердитую фотографию.
- Я удалю потом, - серьезно сказал Джим.
- Запаролил.
- Вот же гад!
Чпок! Чпок!
Кирк потянулся за табом, а Маккой дернул его за плечо к себе. Джим ткнулся носом Леонарду в щеку, развалился на нем.
- Ох, парень, - выдохнул Маккой, - осторожней, ты далеко не перышко.
Кирк слез с его груди, прилег под боком и поцеловал в щеку, а потом ловко отобрал таб. Чпок! На экран выплыла фотка с поцелуем.
- Ладно, будет тебе, давай кушать, - примирительно сказал Маккой и поцеловал Джима в уголок рта.
Чпок! Чпок!
А солнце вошло в зенит, тонко жужжали пчелы, кружа над цветами, и бабочки водили хороводы прямо над травой.

* * *
На рабочем столе у Маккоя в лаборатории было идеально чисто. На консоли не было ни одной пылинки, лазерные указки ровным рядом лежали в коробке, отчеты и лекции были расставлены по алфавиту, книги стопками стояли в дальнем углу.
- Свет на 45%, - сказал Леонард.
Он поставил чемодан на стол, раскрыл его, достал два таба, коробку с новыми трикодерами и небольшую электронную рамку. Чемодан отправился на подставку под стол, тригодеры - к отчетам, а рамка к стопке книг. Маккой обвел свою лабораторию внимательным взглядом, проверяя, все ли на месте. Нельзя же отправляться в космос на пять лет, все основательно не проверив. Лампы горели исправно, приборы и экраны - тоже, все колбы и пробирки были чисты, и на полках порядок. Маккой кивнул сам себе и включил рамку, та тут же показала галофотографию из того самого дня, солнечного и душистого. Леонард обнимал Джима за шею и прятал лицо в его светлых, отросших волосах.
Панель у двери загорелась красным, а затем вывела изображение.
- Доктор Маккой, можно войти? - спросила Кэрол.
Леонард разрешил доступ и сел за стол.
- Здравствуйте, лейтенант, - поздоровался Маккой, посмотрел на Маркус через плечо и улыбнулся ей.
Кэрол немного замялась на пороге, внимательно посмотрела на Маккоя, после чего её взгляд скользнул на мягко светящуюся рамку. Леонард поднял одну бровь.
- Вы чего-то хотели?
Маркус встрепенулась, словно её резко вывели из глубокой задумчивости.
- Да, - она кивнула. - Коммандер Спок не может связаться с вами по коммуникатору.
Маккой ухмыльнулся, даже не скрывая своего торжества.
- Я ещё не подключился.
Маркус прыснула, а потом собралась и продолжила:
- Он просит вас пройти на мостик.
- Буду через пять минут.
Кэрол кивнула и вышла из лаборатории. Маккой проводил её настороженным взглядом, а потом чуть повернул рамку к себе. Все же эту фотографию Леонард очень любил.

@темы: Star Trek, написал? теперь сожги!, mckirk

---

Куинто сегодня воззрился на небо полными грустью глазами и ушел курить яблочный кисс в угол.
а знаете почему? а потому что он больше не звезда Инстаграма.
да, Закари, хипстерская корона из березовых веточек переходит...
МАТЬ ПАКЕТ НЕСИ И МЕДНЫЙ ТАЗ ТОЖЕ
..пальм первенства переходит Тому Харди.
ТОМУ
ХАРДИ

ТОМУ ХАРДИ

я..
господи, подождите, нет, я не могу больше.
когда я увидел видео.. кажется, стекла на работе тревожно задрожали, кирпичи медленно, но верно повалились из кладки, штукатурка посыпалась на голову директору, а девица на каблучиха сломала ногу на лестнице. да, мой вопль достиг именно таких разрушительных диапазонов.
все, Куинто, больше никаких токио монинг, токио найт. больше никаких ночных нежностей и трепетных страданий девы из английских романов 18 века. БОЛЬШЕ НИЧЕГО НЕ БУДЕТ
потому что у Харди теперь есть ФИЛЬТРЫ

ИТАК НАЧАЛОСЬ

@темы: Том Харди.

---

Результаты теста Стиль героини какого фильма тебе ближе всего?

Твой кинообраз - Элли Гамильтон из "Дневника памяти"

Пройти этот тест

да я же Крис Пайн

---

недокормленный и недолюбленный сукой волчонок.
выброшенный на пыльную трассу, оставленный на воспитание самому себе.
отчаянная смелость и плохо развитый инстинкт самосохранения. это потому, что терять нечего.
щенок с перебитым носом. не чует, но все равно идет, ведь знает, где его конец.
и сбиты все ценности, потому что не показали и не научили. сам себя вырастил, жуя мусор ещё беззубыми деснами.
но ничего, ещё прикормят, ещё долюбят.

26.08.2013 в 21:02

Пишет  Richie Deschain:

I couldn’t just leave you there looking all pathetic.

всё. просто всё.
в бездну ада меня.

@темы: Star Trek, mckirk

---

не в обзоры.

вот сейчас будет очень смешно. нет, правда.
понимаете.. о Господи, как бы сказать, чтоб совсем не пасть в глазах своих пч
короче, мне приснилась Ижду
да, та самая Ижду.
вот прям ИЖДУ.
решил, что это на почве маккирковского помешательства, иначе НУ Я ДАЖЕ НЕ ЗНАЮ КАК ЭТО ОБЪЯСНИТЬ
возможно, у шипперов маккирка сейчас формируется коллективный разум.
возможно, у нас совместный дрифт.

во сне мы упоролись до трясущихся коленок. сидели на травке под теплым июльским солнышком, смотрели в даль и обсуждали ежей. да, ежей. и Маккоя. и Кирка.
это финиш на стометровке. это, блять, три метра над уровнем неба. да это, черт подери, какое-то космическое проведение
подключайтесь к нашей частоте. 64 и 5 фм.
а я пойду.. знаете, я пойду делать себе шапочку из фольги. давно пора.

---

я уже не знаю, что нужно сделать, чтоб отпустило
я таблетонька, рассосусь сейчас вообще в пузыри
сегодня обнаружил себя под душем в слезах, соплях и страданиях. знаете, сидел, как поношенная шлюха, в углу ванны, стирал страдания со своего лица и рефлексировал
а все потому, что ОПЯТЬ УПОРОЛО РЕБЯТА ДОКОЛЕ
в общем, бывают такие моменты, когда в твой светлый поток сознания врывается АНГСТ
вот любишь ты пейринг, думаешь о нем, возвышаешь его, а потом понимаешь - НЕ ВСЕ ТАК ПРОСТО у нас же тут не "Дневник принцессы" в конце концов.
и я не могу страдать в одиночку, поэтому заебываю всех своим белым тленом, ибо ЭТИКА ибо ПОЧУВСТВУЙТЕ МЕНЯ ВОТ ВСЕГО Я НЕ МОГУ СПРАВИТЬСЯ ОДИН
поэтому понеслась нелегкая.
- Ричи, ты понимаешь, что они такие.. такие прекрасные. Джим, как звезда, светит всем, за всех душу отдаст, но он нуждается в защите, и Маккой так его любит, оберегает, как Розу Маленький принц.
човаще происходит? нихочу, вместо слез уже давно млечный путь

- Осенний, а Маккой такой: "Мне от тебя не надо ничего за мою заботу, только не помри на очередной планете".

- "За заботу всего меня себе забери". А потом! А потом! Маккой: "Хватит с меня любви, парень, будь послушным пациентом и не хватай всякую дрянь". и Джим в ответ: "но Боунс.. я же.. хотя, ладно, будь по-твоему". Кирк - бестолковый этик, походил, пострадал, потленил, затленил весь капитанский мостик и обратно, как в американской мелодраме 90-х годов, выдирает дверь мед отсека! "Нет, Боунс, я не могу больше прыгать из койки в койку, заглушая свою боль. я все сделаю, любую планету разрушу, Энтерпрайз на части разберу, только будь со мной!!"
щас, щас, дайте мне вагон салфеток, не могу больше, Господи ты Боже мой. Осенний, соберитесь, прекратите выгрызать клавиатуру
- Маккой напряженно молчит, ведь головой думает! Логика в нем вопит: "Нет-нет, перестань, не слушай, сердце - глупый орган, нет, что ты делаешь, мы в полной жопе, что мы будем делать с этим всем, аа, да и ладно!" и Леонард отвечает: "Только попробуй куда-нибудь деться, парень, я тебя достану в любой точке вселенной."
- "Даже если денусь, то я оставлю тебя координаты. найди меня".


А ТЕПЕРЬ МОЖНО Я В ОКНО
после такого чувствую себя оберткой от гамбургера. сука ты, покупатель. я хранил все тепло, оберегал твою соевую котлету, а ты сожрал и смял меня. ты душу мою выбросил! распотрошил, скотина!
я хочу на ручки.

@темы: Star Trek, пульверизатор с лучами любви., mckirk, Жуков - большой и страшный любимый волк.

---

ЭТО ЛЮБОВЬ

24.08.2013 в 18:20

Пишет  Курю траву - смотрю ковер:

От земли до земли, И от неба до неба.

как-то так

СДЕЛАЙ МНЕ КОЛЛАЖ ИЗ НАС ПРОПАГАНДИРУЙ ВЕБКУ сказала она
А ЭТО ИДЕЯ сказала я
лучше бы молчала. в процессе творения сего коллажа страдали родственники, шотошоп и соседи. ибо меня упороло
в общем СКОРО НА ВСЕХ ВЭБКАХ СТРАНЫ
постила это все со словами "ай, да похуй", но чую потом стыдно будет

Саша Осенний х Курю траву - смотрю ковер
просто есть такие люди, с которыми бесконечно хорошо



From the floor to the floor
And the sky to the sky,
love you

---

бытие тленно.

на рассвете начну умываться святой водой, ибо - доколе?
это была дача, виски и тос. прокуренное сердце все сделало за нас.
мы больше не можем, пойду закидывать Ричи иконами и просить, чтобы он оставил меня навсегда.


маменька, я хочу на ручки.
обещал, что начну блевать стразами каждый раз, когда слышу Маккирк.
мы скоро разбогатеем, потому что я уже.

@темы: Star Trek, mckirk

---

а я приветствую всех новых пчелок, которые прилетели ко мне на огонек
я вам рад, живите долго и счастливо

запись создана: 21.08.2013 в 22:12

@темы: пч <3

---

вот сейчас почувствовал себя Дроздовым, даже бородку наклеил, но на Первый меня все равно не возьмут, я наверняка не в их стандартах, поэтому "В мире животных" плавно перетек в блогерный вид.
здравствуйте, я Николай Николаевич
охблянузачтомневсеэто
космос - последний рубеж, а Энтерпрайз просто Ноев ковчег, вот только все смешалось в доме Облонских
по непонятным причинам в мед отсеке уснул гризли. ну, знаете, такой большой-большой медведь. серьезный, хмурый и злой. Маккоем зовут.
так же остается загадкой, почему белый тигр спит на этом самом гризли, ведь мутировавшие кошачьи вообще вымерли двести лет назад, а этот вообще непонятно из какой дыры вылез, но говорят, что в Айове ставили эксперименты, что-то пошло не так, и один тигр вышел крайне пизданутым и дерзким. назвали Кирком, посадили в коробку и пустили по Нилу подкинули к дому на болоте. люди не подобрали, а вот папка аллигатор из того самого болота был не так уж и зол.
вполне логично появление сурка на капитанском мостике. эти остроухие вообще пронырливые, а самое главное - вроде они и полезные, реакция у них хорошая, крошки со стола подъедают, но можно было бы обойтись и без них.
главным достоянием Энтерпрайза является пантера Ухура. весьма строгое и повелительное создание. следит за всем, осуждает сурка, строит белого тигра и мило виляет хвостом, когда по коридору несется гиена из инженерного отсека.
гиена Скотти - отдельный кадр всего космического ковчега. существо ебанутое и обкуренное, часто врезается в стены, скребет ногтями двери, застревает в трубах, но служит верой и правдой. любитель таскать гризли бутыли горных рек. их штырит, все остальные недоумевают.
недоумевают все, кроме коалы. коала сидит за пультом управления, и ей безразлично все, кроме эвкалипта и шустрого хорька, которого в детстве накачали малиновым вареньем. хорек говорит, что малина с русских земель. хорек вообще много говорит, но у коалы есть эвкалипт, и ей как-то похуй.
день начинается с рева, потому что белый тигр любит обнимашки. с совершенно непричастным видом он долго трется о спину гризли, кусает его за уши, но гризли терпелив и хмур. и ревет не он, а именно тигр, потому что папенька аллигатор каждое долбанное утро тащит это белое кошачье на мостик.
Ной курил эвкалипт, иначе нельзя объяснить, почему Кирк стал капитаном. но у него солидный вид, а ещё клыки и когти. и да, ВСЕ ЛЮБЯТ КОТИКОВ.
сурок возмущается, пантера рычит, хорек орет, и только коала продолжает жевать свою галлюциногенную траву.
упоротую гиену на мостик стараются не пускать. пантера смущается, начинает поджимать ушки, а сурок из-за этого начинает вести себя крайне нелогично.
гиена приносит смуту, поэтому его обычно запирают в инженерной от греха подальше.
Энтерпрайз плавает по всему космосу, иногда его, конечно, прибивает к какой-нибудь планете, но все заканчивается перестрелкой. почему? как? что за ромуланское проведение?
и только коала продолжает жевать свой эвкалипт.


я в окно.

@темы: Star Trek

---

2-03. время охуительных историй.

пост для  caaaaarl.

вот сейчас можно очень громко посмеяться, потому что я собираюсь написать пост о туалете. о туалете на работе.
дело в том, что каждый поход в уборную комнату - это пиздец, какой хоррор
и вот почему.
туалет для сотрудников находится в подвальном помещении, поэтому обстановка, ну, неприятная. во-первых, обшарпанные стены, во-вторых, ржавые трубы по потолку, в-третьих, прохладно, в-четвертых, на дорогу иногда валят мешки с трупами мусором.
так вот, когда страшный коридор с мигающей, скрипящей лампочкой пройден, ты оказываешься у туалета. к этому моменту, начинают подрагивать руки и холодеть задница.
бывает, что дверь в туалет закрыта, а так как ладошки с перепугу начинают потеть, вставить ключ в замочную скважину просто ебать, как трудно
ладно, поседев висками, ты, наконец, оказываешься у заветной кабинки.
если никого из сотрудников нет, то, обычно, свет гасят, а это второй крипи момент, потому что до кнопочек надо добежать, а напротив зеркала, и водичка в раковине слишком громко делает КАП-КАП. да ты уже и сам готов сделать кап-кап
свет врубается мучительно долго, лампочка за лампочкой, с писком, треском и с Бог знает чем ещё.
ура! победа! ты почти сделал все свои дела!
если не смотреть в зеркала, то можно избежать третьего крипи момента, но вот от четвертого тебе не отделаться
в туалете есть два помещения. видимо, изначально левое отводилось для мужиков, а правое для девушек, но баб у нас на работе в три раза больше, поэтому пошли все к черту, пусть бегают мочиться в кусты.
так вот.
в каждом помещении по две кабинки. И ВОТ ИМЕННО ОНИ ЧЕТВЕРТЫЙ ХОРРОР УРОВЕНЬ
каждый раз, когда я туда захожу, мне начинает казаться, что какая-нибудь неведомая хуйня сорвет дверь с петель или переползет через перегородку из соседней кабинки, а я весь такой, сука, со спущенными штанами и вообще не готовый защищать свою жизнь!
короче, после всех своих дел, из этого проклятого места выбегаешь, как укушенный за задницу пингвин.
ну, или просто у меня слишком богатая фантазия.

---

у меня тоже есть куча упоротых гифок.
МОЯ ОЧЕРЕДЬ УПОРИСЬ ГЛУПЫЙ ЛОГИК

увидели в ленте Спирк или Споунз.


мои поползновения с поцелуйчиками.


когда Урбан раздевается.


я дописал фик.


а так мы будем развлекаться субботним вечером.


случайно встретились на улице, сделали вид, что мало знакомы, чтобы никто ничего не заподозрил


Жуков успокаивать.


СПОРИМ


я веду себя очень неприлично. Жуков хватать и уносить.


- Я люблю тебя, Рич!
- Так и быть. Я тоже тебя люблю.

@темы: Жуков - большой и страшный любимый волк.

---

ЭТО НЕВЫНОСИМО ЗА ЧТО

21.08.2013 в 02:58

Пишет  Richie Deschain:

все любят гифки.
а я люблю гифки, на которых не один, а два и больше чуваков. Упоротые гифки.
поэтому пост про нас с братом. В гифках

гуляем вдвоем.


- Но я не хочу вести себя прилично!
- А надо!

понеслась

обстебали кого-то или повели себя как гадкие мужланы.


- Это нелогично, дурацкий этик!
- Да ты заебал меня, дурацкий логик!


нам кто-то не нравится.


ну вот совсем не нравится.


мы утром. Я слишком люблю спать.


поговорили про маккирк.


смотрим фильмы.


Урбан на экране.


скоро выходят два фильма с Карлом, а еще сериал.


- Возьмем ром или текилу?


эта неугомонная омежка разозлила меня


- Ты перестанешь издеваться надо мной и бесить меня хоть когда-нибудь?


- Я больше никогда не буду смотреть с тобой печальные фильмы, дурацкий альфач!


этот редкий момент, когда во мне накопилась любовь и требует выхода


этот момент, когда все наоборот, и я накрыт любовью


ложимся спать.



все, не могу больше, опять упоролся

@темы: пульверизатор с лучами любви., Жуков - большой и страшный любимый волк.

---

в первый день мы дождались рассвета на старом мосту через реку. мы пели и пили, над нами падали звезды. звезды падали на нас. мы мерзли в тумане и продолжали петь. петь о ненависти и любви, о вечном "мое сердце остановилось, мое сердце замерло". хмельные и веселые перлись домой и отогревались под двумя одеялами. на утро отпаивали себя чаем и кофе, трогали пальцами траву, видели странные сны и снова смотрели на звезды, потягивая сигаретки.
я писал записки. кстати, родной, их могло бы быть две! но у тебя на руках только одна, и это кажется странным, потому что я предпочитаю клавиатуру.
каждое утро я был полностью в саже, пачкал руки по локоть и свою моську, потому что возился с печкой в бане. мне было совсем не в тягость, я не уставал, наверно потому, что в двух шагах лес, а в трех - река и поле, а ты уж совсем близко-близко.
люблю делать приятно, черт подери)
мы смотрели мультики и странные/смешные/грустные фильмы. играли в "Шатнер", но об этом потом.
мы встретили вечер у самого берега реки, а там крутая тропка, и казалось, что мы на краю света.
я размял ноги, содрал с себя рабочие, закостенелые корки - прокатился на велосипеде, и даже целых два раза. в первый раз упал, чуть не пропахал носом асфальт, но жив, цел, орел. во второй раз уехал в поле, истошно орал "I'm bleeding out for you, for you".
но самое главное - это то, что я был бесконечно счастлив.
счастлив с этими золотыми просторами, журчанием реки, темным, непроглядным лесом, кучей звезд на черном небе и бестолковой луной.
с мычащими машинами под окном и пьяными криками соседа по подъездной площадке, с толпой людей и вонючими помойками.. я не тут, я не здесь. мне не место в этой бетонной коробке.
я хочу обратно. я хочу обратно под ватное одеяло. хочу положить голову на неудобную подушку. хочу греть замерзшие руки о твою горячую спину.

---

котики, Осенний умчался на дачку, всем любви
можно ловить в инстаграме и твиттере :3

---

---

16.08.2013 в 00:52

Пишет  Richie Deschain:

любовь - это, когда мирно лежишь, не сопротивляясь обнимашкам, которых обычно боишься как огня.
любовь - это, когда носишь эту упоротую омегу на руках.
любовь - это, когда переписываетесь от восхода до заката и даже дольше.
любовь - это, когда согласен читать ради него правила и объяснять их ему только потому, что он сам терпеть не может это делать.
любовь - это, когда согласен смотреть с ним на небо, хотя и не нравится тебе это дело.
любовь - это, когда рядом с тобой он ведет себя на людях ПОЧТИ ПРИЛИЧНО
любовь - это, когда он хочет долбаную кровать с пологом, а тебя бесит все это, но ты согласен даже на эту хуйню
любовь - это, когда ты мрачный логик и не знаешь, что еще сказать, но он все и так знает

мне лень делать гифку, мы типа смотрим Борна поэтому держи няшу