у меня такое чувство, будто лето 2013 ко мне вернулось.
будто бы сидит у меня в ладонях и воркует голубкой.
так... ну, в общем, хорошо и немного волшебно.
а говорят, что путешествий во времени не бывает.
как же не бывает, когда вот прямо сейчас я в прошлом?

---

Наташа, а можно мне целый ванильный торт?
очень хотела каникулы на ферме.
я сделала себе каникулы на ферме.
господь, что со мной не так? мне говорят, что я ваниль С:

название: календарь за тридцать седьмой год.
бета:  vera_est
пейринг: Стив/Баки, Баки/Стив
рейтинг: nc-17
жанр:ахахахахха пойду отхлебну ванильного коктейля.

~5000

У горящей лампочки на веранде вьется и жужжит мошкара, ветер вздувает занавески в открытых окнах, и по дому гуляет сквозняк. С востока идет грозовая туча, и закатное небо чернеет под навесом подступающей бури.
Стив выключает электричество во всем доме от греха подальше. Баки разжигает лампу, керосина в ней хватит на два-три часа. Они оба помнят, как под светом керосинового фитиля сидели в палатке на фронте.
Сняв сетку и закрыв дверь, Стив возвращается в комнату, чуть наклоняется к Баки и целует его в уголок губ.
- Сильно будет лить.
Не проходит и секунды, как вслед за его словами гремит гром. Баки поворачивается к окну, и Стив видит, как в его светлых глазах отражается молния.
Первая гроза в июне кажется самой буйной из всех. От очередного сильного порыва ветра дрожит стекло в комнатном окне, и Стив напоминает себе, что надо бы отремонтировать раму и забить щели ватой.
Огонек в лампе слабо подрагивает, и на стенах танцуют причудливые тени. На улице совсем темнеет, дождь начинает барабанить по крыше, сначала тихо, а потом все сильней. По сточной трубе вода стекает в бочку - будет, чем полить цветы, когда землю высушит жаркое июньское солнце.
Баки берет в одну руку лампу, металлическими пальцами касается локтя Стива и думает, что кожа наверняка теплая, даже горячая. Вместе они идут в соседнюю комнату. Она маленькая, но уютная - то, что нужно для спальни. Доски тихо скрипят под босыми ногами, свет лампы рассеивает сгустившуюся темноту. Над кроватью висит полог из марли, чтобы ночью не заели комары.
Баки ставит лампу на тумбочку, начинает раздеваться, не отрывая глаз от Стива, будто провоцирует или красуется. Стив первым делом целует некрасивый шрам на месте, где металлический протез присоединяется к телу. Баки в ответ дергает пуговицы на его рубашке, кусает за ухо, оттягивает зубами мочку и шумно дышит, ловя запах пота и пшеницы — Стив опять работал на соседском поле.
Молния на секунду освещает комнату. Стив резкими движениями избавляется от одежды, дергает Баки на кровать, а тот крепко обхватывает его руками за шею, не желая отстраняться хоть на секунду.
Они валятся на кровать, задев полог и чуть не содрав его с крючков. Прикосновения острые, жадные, остаются следами на боках и бедрах. Поцелуи жгут, как угли, и расцветают красными пятнами на шее и плечах.
Баки кусается, прижимается, не устает целовать, будто боится, что сейчас под ним разрастется пропасть, и он упадет в темноту, не сумев удержаться. Стив отвечает на каждое движение, отчаянно держит Баки в объятьях, будто бы забывая, что опасности больше нет, что не стоит с такой одуревшей тоской жаться друг к другу.
Гроза усиливается, бушует порывистым ветром. Дождь барабанит по крыше и хлещет в оконные стекла. Раскаты грома заглушают стоны.
- Джеймс, - шепчет Стив.
- Тихо, - шипит Баки, зажимает ему рот металлической рукой и продолжает вести бедрами, насаживаясь на член.
Стив скользит ладонями по его спине, надавливает на лопатки, чувствует, с какой силой металлическая рука сжимает рот. На губах остаются ссадины от стыков пластин, и Стив почти задыхается, поэтому крепче обхватывает Баки за пояс и валит его на спину. Баки вскрикивает от резких движений, его глаза темнеют и становятся почти синими от желания. Стив вдавливает его в кровать, обхватывает одной рукой за шею, второй держит за бок, лишая возможности даже дернуться. Баки хрипло и сдавленно стонет в его поцарапанные губы, сбивается с дыхания и до боли впивается пальцами в сильную спину.
Он кончает первым, ловко и быстро выскальзывает из рук Стива и доводит его до оргазма ртом. Напоследок кусает внутреннюю сторону бедра, подтягивается и ложится Стиву под бок, незаметно вытирая губы.
Очередной порыв сильного ветра воет в щелях окон, и из соседней комнаты доносится треск и звон стекла. Стив и Баки, толком не успев отдышаться, переглядываются, а потом резко вскакивают с кровати, путаясь в марле полога, и несутся на шум, голые и растерянные.
В комнате ветер свистит в разбитое окно, рама без стекла бьется об стенку, осколки рассыпаны по полу, так что близко не подойдешь.
- Вот черт! Баки, ты не закрыл окно? - громко говорит Стив, перекрикивая свист и шум грозы.
- Закрыл, видимо петля не выдержала, - спокойно отвечает Баки.
Ветер заносит в комнату капли дождя и треплет занавеску. В разрезе окна видно, как черная туча стягивает небо и сверкает быстрыми молниями. Стоять здесь холодно, но ни у одного из них нет сил оторваться от вида бушующей грозы.
Баки отмирает первым, идет за щеткой и совком, подметает осколки, ловко переступая с ноги на ногу, чтобы не пораниться. Стив быстро одевается, натягивает сапоги и мчится к сараю. Капли дождя бьют его по лицу, и ветер толкает в спину.
В сарае Стив находит доски, берет молоток и гвозди. Заколачивать разбитое окно в дождь оказывается не самой лучшей идеей, но выхода нет, потому что в доме снует такой сквозняк, что хлопают двери и разлетаются стопки журналов и газет.
Стив промокает до нитки, руки чуть дрожат от холода. Баки приносит ему горячий чай, заставляет завернуться в одеяло и спрятать ноги в тепло. Стив не может удержать смех, потому что отлично помнит, как Баки подобным образом заботился о нем раньше, как напоминал взять зонт и теплую кофту, как утирал кровь из-под носа, как прикладывал к синякам лед, как выхаживал во время болезни.
Проверив, допил ли Стив чай и отогрел ли ноги, Баки садится рядом, строго смотрит на него, вот-вот начнет причитать, что не нужно было бросаться в дождь к сараю, подумаешь, окно разбилось, оно могло и подождать. Но Баки ничего не говорит, сухо целует Стива в лоб и... улыбается, мягко, по-доброму. Его обычно бесстрастные глаза становятся ярче и живей, будто бы начинают светиться, и Стив не может сдержать щемящей радости, потому что его самый близкий человек, самый дорогой друг смотрит на него через половину века, через все трудности, которые им пришлось пережить.
- Ты рядом, - не сдерживается Стив.
Баки кивает и снова целует в лоб.

* * *
Баки отлично помнит себя прежнего: веселого, радостного, импульсивного, всегда улыбчивого, всегда надежного. Он моралист и оптимист. В то время, в прочем, таких как он довольно много, потому что у каждого есть вера. Баки помнит, что его вера - это Стив.
Баки знает, каким был, но не может восстановить себя прежнего, слишком много всего произошло. Ему трудно проявлять эмоции, от прежних порывов остались лишь клочки. Но Стив, как и раньше, остается верой.
Иногда Баки становится страшно, что Стиву надоест терпеть недосказанность и эмоциональную инвалидность, ведь ему был ближе Тот-Прежний-Бак, но, кажется, Кэп всегда остается Кэпом, часто смеется: "Эй, Барнс, я ведь тоже изменился, и тебя это ничуть не волнует". На такое Баки пожимает плечами. Говорить, что его личные перемены куда серьезней и страшней, чем перемены Стива. Баки очень страшно сказать, что чувствует в себе прошлое. Оно живет в нем, бьется пламенным сердцем, но не может возродить прежней горячности, и от этого часто становится больно.
И иногда Баки злится, что никогда не вернет себя прежнего. Стив на это говорит: "Плевать, ведь ты до сих пор любишь джаз, читаешь Фицжеральда и ничего не смыслишь в поэзии". И это правда. Привычки, привязанности остались, но чувства проявлять ужасно трудно.
Стив верит, что всё ещё впереди. А Баки верит в Стива.
И все же ночные кошмары до сих пор не дают ему спокойно спать.

* * *
Стив измеряет окно и записывает цифры в блокнотик. Баки кидает бутылку с водой в рюкзак, пропускает короткий хвост волос над застежкой сзади кепки и закрывает дверь.
- Готов? - спрашивает он Стива, тот кивает, надевает солнечные очки и прячет блокнот в карман шорт.
Ближайший город Блэкуэлл находится в семи милях от их фермы. В гараже, конечно, стоит старенький Джип, но Баки любит прогулки на длинные дистанции, поэтому Стив не предлагает поездку на машине.
Они выходят рано утром, чтобы не попасть под полуденный зной. Дорога пыльная, сухая, рассекает золотые поля на равнине. Небо светло-голубое, без единого облачка, ветра нет, и в воздухе постепенно встает зной, прогоняя остатки ночной прохлады.
- Мы можем зайти в Старбакс и купить по стаканчику холодного кофе. Тебе он понравился в прошлый раз, - предлагает Стив.
Баки задумывается, отвечает через минуту:
- Да, было бы неплохо.
Его левая рука замаскирована - подарок от Старка. По просьбе Стива Тони сделал браслет, который при активации создает иллюзию настоящей кожи. Выглядит очень правдоподобно, но Баки ещё не привык и часто заводит левую руку за спину.
- Кстати, я на чердаке нашел граммофон, - вспоминает Баки.
Стив тихо смеется.
- У нас же есть айпод.
Баки резко останавливается, задирает козырек темно-синей кепки:
- Иди к черту, Капитан Америка, - недовольно выкрикивает он. - Твоя техника - сущий ад! Я за классику, потому что она не стареет.
На самом деле Баки просто не хочет сознаваться, что ему довольно трудно управляться с электроникой из-за левой руки. Тачпады и сенсоры не реагирует на прикосновение металлических пальцев, из-за чего Баки начинает злиться и грозиться переломать все телефоны, компьютеры и телевизоры.
Стив по-доброму смеется, сгребает Баки в объятья и целует во влажный от пота висок.
- Хорошо, значит виниловые пластинки.
Всю оставшуюся дорогу они обсуждают, какую музыку было бы неплохо послушать, всё-таки они пропустили семьдесят лет жизни. Баки предлагает выбрать самые знаменитые группы и исполнителей из каждого пропущенного десятилетия.
Когда они, взмыленные, потные, но улыбчивые, приходят в Блэкуэлл, то первым делом идут к плотнику. Город маленький, и потеряться здесь очень трудно, и все же Стив раскрывает карту. Некоторые жители смотрят на них с интересом, сразу примечая в них не местных, но никто не узнает Капитана Америку. Жителей оклахомской глубинки больше интересует плодородная земля на фермах, нежели супергерои больших городов.
Пока Стив оставляет заказ на новые оконные ставни, Баки ждет его на лавочке под деревом и вспоминает тридцать первый год. Тогда им было по одиннадцать, и они мечтали прыгнуть с тарзанки в воду, но Стиву не разрешала мать, а Баки не рвался, чтобы другу было не обидно. А сейчас другое время, и, может быть, получится сделать тарзанку. Баки усмехается собственным мыслям и отодвигает их на задний план, решая, что это полная ерунда.
Стив возвращается, и они вместе идут в музыкальный магазин, где застревают надолго, остывая под прохладными потоками кондиционера.
- Начнем с пятидесятых? - спрашивает Баки.
Он задирает кепку, и козырек смешно торчит вверх. Стив перебирает виниловые пластинки в длинном ряду. Продавец с дредами удивленно посматривает на них поверх журнала с комиксами, в конце концов, кого будут интересовать пластинки для граммофонов? Но если эта странная парочка купит хотя бы штуки три, то вырученных денег хватит, чтобы сводить подружку по магазинам.
- Элтон Джон, Литл Ричард, Чак Берри.
Баки подходит ближе к Стиву, который вытаскивает из ряда пластинки в цветных картонных обложках.
- А ещё? - нетерпеливо спрашивает он, и Стив роется дальше.
- О, стой, это же Армстронг. - Баки вытягивает картонный квадрат и откладывает в стопку.
Стив улыбается, кивает, роется дальше.
- Шестидесятые? - спрашивает Баки, чуть касается щекой плеча Стива, еле сдерживается, чтобы не укусить.
- Определенно Битлз, Ролинг Стоунз, Джонни Кэш и Боб Дилан.
Изрыв ещё три ряда, они несут выбранные пластинки на кассу.
- Смотрю, вы разбираетесь в музыке, - говорит парнишка с дредами, складывая стоимость всех пластинок. - С вас девяносто шесть долларов.
Стив расплачивается, Баки убирает пластинки в рюкзак. Они выходят на улицу и попадают прямиком под жаркие солнечные лучи.
- Откуда такие познания? - спрашивает Баки и поправляет кепку.
- Старк рассказывал, - незамедлительно отвечает Стив.
- О, видимо болтливость ему досталась от отца, - довольно ровно произносит Баки. - И когда он все это тебе рассказывал?
- Когда мы ели шаурму. - Стив простодушен, как пятилетний ребенок.
- Шаурма - это вкусно?
Стив пожимает плечами.
- Да нет, но было весело.
Баки молчит. Ему неожиданно становится обидно, что его там не было, что он не смог так же смеяться рядом со Стивом и болтать с ним о музыке. Господи, как же долго его не было рядом. Это мысль практически парализует сознание. Баки сжимает губы, но Стив словно чувствует его перемену, берет за руку, заглядывает в лицо.
- Тебя никто не заменит, - тихо говорит он и добавляет, - Сегодня всю ночь мы будем слушать кантри и рок-н-ролл и пить пиво.
Баки вздыхает, чувствуя, как становится легче.
Они идут в книжный магазин, и Баки берет учебник французского. Стив удивляется, а Баки поясняет, что уже не владеет языками, как раньше. Многое забылось, потерялось, как память о прошлом. Стив улыбается, потому что помнит, как тогда Бак носился с учебниками по немецкому, испанскому, грыз латынь и зазубривал японский. Случалось, что его нельзя было оторвать от книг, а иногда он по ошибке путал языки: начинал на английском, а заканчивал, например, на русском. Потом, конечно, извинялся и начинал повторять заново.
Старбакс они не находят, поэтому обедают в пиццерии, остужаются колой со льдом. Баки сознается, что пицца здесь полный отстой, Стив его поддерживает, но они все равно упорно доедают обед, стараясь не особо распробовать еду.
После они гуляют по небольшому парку и едят мороженое, искренне веря, что ничем не отличаются от всех прочих людей. Им даже не приходит в голову мысль, что они не такие, как все.
У Стива сваливается шарик мороженого с рожка и приходится покупать новый. Баки улыбается, а потом даже смеется.
Когда они покидают город и идут домой, солнце уже неспешно катится к горизонту, и его свет становится густо-золотым. Зной постепенно спадает, проезжих машин очень мало, поэтому пыль не поднимается.
Почти на середине пути рядом с ними останавливается фермер и предлагает подвезти при условии, что они помогут ему загрузить бидоны с молоком на заводе в миле отсюда. Стив и Баки переглядываются, кивают и садятся в кузов. Он открыт, и по углам лежат остатки сена.
Грузовик едет медленно, дай Бог тридцать миль в час. Его иногда потряхивает, но это ерунда, если вспомнить, как громыхали военные машины.
В солнечном свете глаза у Баки совсем светлые, он не прячет их под тенью от козырька кепки. Стив сидит рядом с ним и говорит, что облако вон в той стороне напоминает птицу.
Домой они приходят, когда солнце почти скрывается за горизонтом, и небо покрывается багрянцем.
Баки заходит в дом первый, и Стив включает лампочку на крыльце.

* * *
Из граммофона звучит "Hey, Jude", и темноту в комнате рассеивает лишь свет керосиновой лампы.
- И все же мне ближе фолк и кантри, - говорит Стив.
Баки только кивает.
Они сидят на полу, облокотившись спинами о старый диван и пьют пиво. У окна жужжит муха и отчаянно бьется о стекло.
Баки думает о том, что там, за пределами дома, все еще война, а здесь и сейчас они в полной безопасности. Ему кажется, что они на каком-то безлюдном островке, и всего остального просто не существует.
Когда начинается новая песня с пронзительных нот, Баки резко хватает Стива за руку, потому что ему на секунду кажется, что под окнами взрывается бомба.
- Бак.
- Всё хорошо.
Баки встает, дергает иглу граммофона и тушит свет. Комната погружается в темноту.
Баки идет темнота. Стив слышит, как участилось его дыхание.
- Бак.
- Пойдем спать.
Стив встает, и они идут в спальню. Баки старается не показывать своих страхов. У него в голове полыхает война, но он молчит, лишь крепче сжимает руку Стива, будто тот сейчас уйдет.
В эту ночь Баки мучают кошмары, и Стив не может спать. Он сидит рядом и терпеливо ждет, когда все закончиться. Баки перестает вертеться и бормотать что-то себе под нос лишь к рассвету, и вот тогда Стив крепко обнимает его за шею, и все сновидения исчезают.

* * *
У Стива и Баки есть тайник. Он находится под половицей в спальне, совсем рядом с кроватью.
Под деревянной доской лежит картонная коробочка с погонами и медалями.

* * *
- А ветка выдержит? - с сомнением спрашивает Стив и дергает тарзанку.
- Думаю, что да. - Кивает Баки.
Солнце стоит в зените и серебрит поверхность озера. В зное распускаются душистые полевые цветы. Над ними порхают разноцветные бабочки и жужжат пчелы.
- Ладно, попробуем, - заключает Стив.
Он делает приличный разгон, хватается крепче за палку, привязанную к веревке, и прыгает в воду. Плеск громкий и бурный, огромные капли летят во все стороны, и к берегу несутся волны. Баки закрывает рот рукой, чтобы не смеяться громко. Он чувствует смущение за собственные улыбки, будто они не к месту.
Стив выплывает через минуту, широко хватает ртом воздух и подплывает ближе к берегу.
- Бак, давай! - кричит он.
Баки не хочет этого делать. Он постоянно оглядывается и потирает металлическую руку. Ему кажется, что кто-то чужой сейчас явится и будет долго пялиться на протез, на шрам почти во весь левый бок.
- Бак, иначе я сам затащу тебя в воду.
Баки вздыхает, шагает к тарзанке, с отчаянной смелостью берет разбег, будто бы пытается справиться с самим собой, и прыгает в воду. Брызг и волн от него ещё больше, чем от Стива, потому что он не аккуратно плюхается в воду, не успев сгруппироваться. Все пластины на руке крепко стискиваются, не позволяя воде повредить механизмы. Металл легкий, поэтому не тянет на дно.
Баки выплывает и ошалело оглядывается по сторонам, потому что перед тем, как уйти в воду, он видел край чистейшего неба и ослепительный солнечный диск. Ему хочется прыгнуть ещё раз и ещё. Снова услышать свист в ушах и ощутить тяжесть прохладной воды.
Стив подплывает быстро, убирает налипшие к лицу Баки волосы и целует. Сначала он хочет всего лишь безобидно чмокнуть его в уголок рта, но не выходит. Баки отвечает на поцелуй, они пытаются придвинутся ближе друг к другу, при этом не начав захлебываться водой.
Баки приходит в себя первым, отплывает от Стива и возвращается на берег.
- Я хочу ещё раз, - громко говорит он и бежит к тарзанке.
Стив следует за ним.
В лучах солнечного света видна цветочная пыльца, порхают бабочки, птицы молчат, попрятавшись в тени деревьев.
Баки прыгает в воду. Стив за ним. И снова брызги, шум и смех: один тихий и сдержанный, другой громкий и заразительно веселый.
Это лето жаркое и душное, как тогда, в тридцать седьмом.

* * *
Теплый ветер забирается через открытую входную дверь.
Баки подходит к Стиву сзади, целует в голое плечо, тянет его к себе за бедра, прижимается встающим членом к ягодицам. Стив кидает быстрый взгляд назад, откладывает недомытую тарелку, облокачивается пенными руками о края раковины. Вода из крана с шумом плещет и ударяется о посуду.
Баки тянет со Стива шорты, жадно щупает его за зад и бока, злясь от того, что левой не может ощутить тепло кожи. Зарываясь носом во взмыленный затылок Стива, Баки спускает собственные штаны и щелкает тюбиком смазки, отлипает от вспотевшей спины, чтобы выдавить лубрикант. Стив склоняется вперед, сбиваясь с дыхания. Вода из крана шумит прямо над его правым ухом.
Влажные пальцы скользят внутрь, Стив подается назад, и холодная вода касается его щеки. Баки как всегда жадный, торопится и сбивается, растягивает не долго, начинает входить рваными толчками. Металлическая рука мертвой хваткой замирает у Стива на плече. В поцелуях Баки тоже путается и сбивается, прикусывает кожу над лопаткой, слизывает капельку пота сзади на шее, под короткостриженными волосами.
Он двигается рвано и неровно, крепко стискивает плечи Стива, чувствуя, как напрягаются его мышцы, буквально каменеют. Стив чуть дергает головой, чтобы вода не заливалось в ухо, и сдавленно стонет. Его мыльные руки скользят по краю раковины, и ему толком не за что держаться, но он полностью доверяет Баки, ведь тот обнимает крепко, отчаянно и горячо дышит в затылок.
Брызги воды оседают на разгоряченной коже, и легкий сквозняк кажется прохладным бризом.
Стив прикусывает запястье, чтобы не стонать громко, но Баки хочет его слышать, целует за ухом. Стив все понимает и выпускает запястье. Баки не разжимает левой руки, правой гладит Стива по боку, по животу, по груди, прижимается крепче к его широкой спине, срываясь на более резкий ритм.
Он кончает первым, войдя на всю длину. Стив давится рыком, чувствуя, как Баки выходит из него, чуть отстраняется, а потом разворачивает к себе. Он опускается на колени и берет в рот. У Стива ноет левое плечо, и поясницу сводит от напряжения. Баки старательный, и Стива не хватает надолго. Он придерживает Баки за затылок, не давая ему отстраниться, поэтому приходится сглатывать.
- Прости, - шепчет Стив, опускаясь на пол.
Баки откашливается, мотает головой, а потом оказывается буквально нос к носу, целует больно и остро. Стив отвечает на поцелуй, тянет Баки к себе за пояс.
В один миг им обоим становится совершенно все равно на целый мир за открытой дверью. Но лишь на миг.

* * *
В их доме обитают призраки. Они живут в виниловых пластинках, в старом граммофоне, за ретро-плакатами на стенах и, конечно, внутри керосиновой лампы. Они прячутся под досками старого пола, кутаются в вековую пыль на чердаке и слетаются к тайнику.
Если прикоснуться к этим призракам, то можно увидеть прошлое. Например, заведя граммофон, вспомнишь прокуренные тесные кабаки, пиво в больших кружках, папиросы и заводной свинг. Если взять в руки потрепанный блокнот в кожаном переплете, всплывут воспоминания о рисунках, принадлежащих Стиву. Если перелистать календарь за тридцать седьмой год (которой непонятно что делает на стене в спальне), то обязательно задумаешься о втором сроке Рузвельта.
Но больше всего воспоминаний хранится именно в тайнике. К нему можно прикоснуться вдвоем, а после улыбаться разделенной радости. Погоны, медали, обрывок постера о выступлении Капитана Америки.
Они были в том времени. Они были мечтательными, глупыми и отчаянно смелыми. Они были.
Их дом полнится призраками. Призраками того, что было.
Иногда Баки слишком сильно сжимает руку Стива, иногда он смотрит с такой тоской, будто бы они только что встретились после долгой разлуки. В такие моменты у Стива сжимается сердце, и ему ничего не остается, кроме как говорить, что все хорошо, что все позади.
Наверное, правда в том, что они единственные во всем мире, кто научился полностью разделять мысли и чувства.
У них нет ничего своего, у них есть только "наше".

* * *
- Глагол être, - задумчиво произносит Баки.
Стив кивает и протягивает ему бутылку с апельсиновым соком.
- Я этого совершенно не помню, - добавляет Баки и устало опускает учебник на колени.
- Никто не мешает вспомнить. - Стив пожимает плечами.
Баки забирает у него бутылку. Он горбится, нервно заправляет волосы за ухо.
- Бак, давай ещё раз.
Баки отпивает сок, прячет бутылку под плед, чтобы она не лежала на солнце, и без запинки повторяет спряжение глагола. Стив улыбается, кивает ему, а потом целует в щеку.
Они сидят в тени старого большого дерева, ужинают и штудируют французский.
Стив забирает учебник, листает его, пока Баки жует сандвич.
- Appeler?
Баки тут же спрягает глагол, даже не дожевав. Стиву хочется смеяться от вида набитых щек и стараний выговорить спряжения с должным акцентом.
Грассирует Баки невероятно сексуально, будто бы всегда говорил на французском.
- Всё, всё, молодец, - кивает Стив и откладывает учебник.
- Нет, не убирай, давай почитаем вместе, - просит Баки.
Стив не может отказать, снова раскрывает учебник и останавливается на тексте "Les desserts". Они читают вместе и ни разу не сбиваются. У Баки получается чище, чем у Стива, видимо, он все же многое вспоминает. У Стива же практика была совсем маленькой.
- Теперь доволен? - спрашивает Стив.
Баки кивает и уже сам убирает учебник.
- Тебе не хочется в Париж? - Стив заглядывает Баки в глаза, тот замирает.
- Я... - запинается он. - Знаешь, я пока обойдусь картинками в интернете.
- Там уже все не так.
- Стив.
- Ладно, понял.
Стив смахивает со щеки Баки пушинку и целует его в кончик носа.
- Ты знаешь, мне и здесь неплохо.
И Стив знает почему. Их дом полон прошлым, и Баки всё ещё пытается восстановить память.
- А следующие каникулы?
- Лучше в Китай.
Стив мягко смеется.
- Давай мы никогда отсюда не уедем? - Баки кивает в сторону дома.
- Давай, - соглашается Стив.
Они оба знают, что в сентябре их здесь больше не будет. Возможно, они никогда сюда не вернутся. И это знание добавляет немного грусти, которую они, конечно, делят на двоих.
Но осень ещё не скоро. Впереди жаркое лето, точно такое же, как в тридцать седьмом.

* * *
Ещё утром Стив снял доски и подготовил окно к новым ставням.
В гостиной на столе стоит граммофон и крутит пластинку Луи Армстронга. Баки сидит на крыльце, наблюдая за тем, как Стив копается в сарае.
- Брось ты это, - кричит Баки.
Стив выглядывает из сарая и выкидывает на улицу деревянный ящик с опилками.
- Тут слишком много хлама, я подумал разобрать всё это и устроить мастерскую. - Стив снимает перчатку с правой руки и вытирает со лба пот. - Только нужно будет съездить в город за пастелью и глиной.
Баки улыбается, а потом поднимается и заходит в дом. Стив недоуменно провожает его взглядом и возвращается в сарай. Электричество к нему подведено, проводка цела, лампа горит, у потолка два небольших окна. В общем и целом неплохое место для художественных работ. А в углу можно поставить кресло, пусть Баки сидит и штудирует учебник по французскому или любимую книжку.
Стив складывает трухлявые доски стопкой и выносит из сарая. На входе стоит Баки и держит в руках большую коробку в пестрой подарочной упаковке.
- Вау, - удивляется Стив и кладет доски на землю.
- Перчатки сними.
Стив послушно снимает перчатки, сует их в задний карман джинсов и только тогда получает подарок.
- Я долго собирал, - сознается Баки.
Стив не сдерживает улыбки, открывает крышку коробки и заглядывает в неё, чувствуя легкое волнение, предвкушая чудо. На дне лежат пастельные краски, пачка карандашей, кисти, ластики, большой блокнот.
- Мольберт лежит на чердаке, я соберу его сегодня вечером, - тихо добавляет Баки.
- Ты долго прятал подарок.
- Я заметил, что ты почти не рисуешь, поэтому ждал, когда ты захочешь снова взять в руки карандаши и кисти.
- Бак.
- Нет, Стив, отвернись, ты светишься, как новенький пятак. Я боюсь ослепнуть. Боже, у тебя такое лицо, словно ты увидел огни Бродвея.
Стив со всей осторожностью ставит коробку на траву и обнимает Баки за пояс, тянет к себе, даже чуть приподнимает над землей. Он зарывается носом в темные волосы, теряет дыхание от духоты, но не выпускает.
- Да будет тебе, - шепчет Баки и гладит Стива правой рукой по щеке.
Стив выпускает Баки не сразу, целует под ухом, опускает на землю.
- Спасибо.
- Я хочу, чтобы ты снова рисовал.
- Обязательно.
Стив чуть склоняет голову, целует Баки в губы, снова крепко обхватывает за пояс и тащит в сторону дома.
- Роджерс, прекрати. - Баки хмурится, дергает его за волосы и кусает за губу.
Стив не слушает, тащит Баки в дом, легко преодолевает крыльцо.
- А если я не хочу?
Стив останавливается в коридоре, серьезно смотрит на Баки.
- Не хочешь?
Баки закатывает глаза, не отвечает и впивается Стиву в губы, прекращая все разговоры.

* * *
- Баки!
- Нет, нет, не пойду без тебя!
- Баки!
- Никуда без тебя!
- Баки, Баки, проснись.
Стив крепко держит Баки за плечи, трясет его, выдергивая из сна. Ночная темнота сжимает их в объятьях.
Баки резко открывает глаза. Инстинкты так остры и ужас настолько велик, что он действует совершенно бездумно: металлические пальцы резко и быстро сжимают Стиву горло.
- Бак, - хрипит Стив, смотря на Баки, а тот обливается потом и страхом.
Хватка левой руки ослабевает, и Баки отодвигается на самый край кровати. Ему хочется убежать, скрыться от взгляда Стива, не смотреть на то, как он потирает горло.
Стив сглатывает и медленно подбирается к Баки, проводит ладонью по его влажному от пота лицу.
- Все нормально, - говорит он и даже улыбается.
"Как ты можешь такое говорить?", думает Баки.
- Посмотри на меня, - просит Стив. Он серьезен и невозмутим.
Баки поворачивает голову, смотрит исподлобья.
- Повторяю. Всё хорошо.
"Почему каждый раз я тебе верю?", - ещё одна мысль. Баки вздыхает. Стив обнимает его без разрешения, буквально сгребает в объятья, целует под скулой.
- Джеймс.
Баки не признается, но он любит, когда Стив иногда называет его по полному имени.

* * *
- Я помню, как в детстве ты хотел домик на дереве, - говорит Баки с улыбкой.
- Я и сейчас его хочу, - смеется в ответ Стив.
Солнце медленно катится к горизонту, и легкие белые облака наполняются краснотой заката.
У Стива на ладонях коричневые пятна от сока одуванчиков, а у Баки в волосах застряло несколько травинок.
- Какое-то безумие. Капитан Америка в доме на дереве.
- Я обязательно повешу на крыше флаг.
Баки ухмыляется, ложится на спину, убирает руки за голову.
- Иногда мне кажется, что ты ненормальный, - замечает Баки.
Недалеко в траве весело стрекочет кузнечик, с другого берега озера доносится кваканье лягушки.
- Уже и помечтать нельзя, - фыркает Стив.
Они молчат несколько минут. Стив оттирает от пятен ладони, Баки засматривается на темнеющее к ночи небо.
- Пусть лето не заканчивается, - шепчет Баки, закрывая глаза.
Стив кивает, но ничего не говорит.
Лето душное и жаркое, как тогда, в тридцать седьмом.

запись создана: 01.05.2014 в 14:21

@темы: marvel, написал? теперь сожги!, мармеладонька и сахарок

---

я отчаянно готовлюсь к сессии, да.
ребят, мой плей-лист мертв.
кто-нибудь будет ярким солнышком и кинет мне хорошей музычки?

@темы: пч <3

---

если честно, мне даже как-то неловко стало за них
вот просто.. неловко.
мне может кто-нибудь объяснить, что здесь происходит?

@темы: Teen Wolf

---

не в обзоры.

так всегда.
- Хочу, - говорит Ричи, - Маккоя короля и омегаверс.
- Хочу, - отвечаю я, - Джеймса принца и омегаверс.
- Хочу средневековье и дом с гербами.
- Только прислушайся: король Леонард Гораций.
- На гербе гриффон!
- На синем фоне и с металлическим клювом!
- Надо девиз!
- Что-нибудь с гордостью!
- Всех на колени! Суров и красив!
- Омегу мне!
- Джеймс-омега-из захваченных земель!
- Нужен бал! Бал!
- Торжество на балу!
- Дерзость и гордость!
- Ярость и войнааа!!
- Танец на балконе!
- Вот под эту песню:

- АЙ СИНК ОФ Ю ИН МАЙ ДРИИИИИИИМС
- АЙ СИНК ОФ Ю НАЙТ ЭНД ДЭЙ
- Джеймс родит Джоанну.
- Когда наш мир скатился в это?
- Драма!! Первенец - девочка-омега.
- Лорды возмущены.
- А потом мальчики-близнецы.
- Ещё никогда днище не было так близко.
- И они любили друг друга всю жизнь.
- И умерли в один день, взявшись за руки.

и так уже третьи сутки.

@темы: Star Trek, mckirk

---

и его суровое лицо, иссеченное холодными ветрами ©

бля.
почему щетина не делает Себастиана Стэна мужественней?
почему его ничего не может сделать мужественней?
и вот смотришь на него: и грудь то волосатая, и руки то сильные, и ростом то высок - а все равно не внушает.
не внушает, тксказть, мысли о мускулинности и самцовости
господи, что я несу.
не хватает ему жесткости во взгляде. не хватает чего такого ЧТОБЫ ПРЯМО УУУУХ!
и, ради всего святого, пусть перестанет участвовать в фотосессиях, где надо поливать себя спиртным.
чесслово, смотрю на это и понимаю, что он похож на девочку из порно-ролика. ну, знаете, есть такие пошлые видео, где девушка с шикарным бюстом выливает на себя шампанское и думает, что выглядит очень сексуально, а мне каждый раз хочется плакать из-за того, что перевели хороший такой продукт.
нет, вы не подумайте, я ничего плохого не имею в виду
Себастиан Стэн очень красивый и фапабельный, но вот просто ПОЧЕМУ.
вот мужик же, взрослый, довольно темпераментный, и таки чего-то ему не хватает

@темы: бесстыдная кокетка ©, мармеладонька и сахарок

---

ПРОГУЛКИ ПО ДНИЩУ ПРОДОЛЖАЮТСЯ.
мне кажется, что это уже какой-то квест: падай в днище и по пути открывай новый шип.

28.04.2014 в 22:32

Пишет  фрэнни без зуи:

and i was like... what the hell? lemme love this

ЫВЛАРЦДГШКПРЗЦШУК

---

НАТАША А ТЫ МНЕ ДОЛЖНА ВАНИЛЬНЫЕ МАФФИНЫ

мне кажется, что меня опять развели
но.
пейринг: Стив/Баки. Тони/Брюс.
рейтинг: pg-13.
хочу вариться в своей ванили вечность.

~1000 бессмысленных слов

- Какой интересный механизм, - пробормотал себе под нос Старк.
- Бак, посмотри на меня, - тихо попросил Стив и взял Баки за правую руку.
- О нет, слишком много гормонов, - с долей смеха сказал Тони и бережно снял ещё одну пластину на металлической руке. - Джарвис, приблизь изображение.
На стеклах очков Старка всего на несколько секунд мелькнули голубоватые цифры. Баки полулежал на мягком кресле и бессмысленно смотрел в стену, явно перебирая какие-то мысли в своей голове.
- Бак, - снова позвал Стив, крепче сжал его теплую живую руку.
- Помнишь кафе "Звезда"? - неожиданно спросил Баки. Его взгляд в миг ожил и загорелся.
- Помню, конечно, - тут же кивнул Стив.
- Я все ещё здесь, - прошептал Тони, но на него никто не обратил внимания.
- Ванильный молочный коктейль с шоколадной крошкой - настоящее лакомство. - голос у Баки стал совсем мечтательным, словно коктейли в двадцать первом веке нечто недостижимое и невозможное.
- Тони! - Воодушевился Стив и чуть не затряс друга за плечо.
- Да, я все ещё здесь, спасибо, что заметил. - Старк закатил глаза. - Джарвис, сообрази молочный коктейль, а мне колы. Стив?
- Я пас.
Баки кивнул и прикрыл глаза. Тони с разрешения дал ему успокоительных, чтобы работа с металлической рукой не вызвала у Баки негативных воспоминаний и, как следствие, защитную реакцию.
- Брюс Беннер просит разрешения войти, - сообщил механический голос Джарвиса.
Тони чуть отъехал на стуле, отложил отвертку и снял очки.
- Разрешаю, - сказал Тони и повернулся ко входу.
Брюс вошел в лабораторию, кивнул Стиву и полусонному Баки, подошел к Тони, положил руку ему на плечо.
- Живешь здесь уже третий месяц и никак не привыкнешь, что у тебя есть свободный доступ во все комнаты.
- Я боялся отвлечь. - Брюс пожал плечами, коротко посмотрел на Стива, который не выпускал руку Баки из своих рук, и осторожно погладил Тони по загривку.
- Это очень, очень нечестный ход с твоей стороны, - осудил Тони Брюса, потянувшись за его рукой, требуя ещё одного прикосновения.
- Не смог удержаться, - сказал Беннер и отвлекся на голографические экраны с данными и по привычке потер подбородок.
- Сэр, молочный коктейль с шоколадной крошкой, пицца с курицей, кола и фисташковое мороженое доставлены.
- Фисташковое мороженое мне, я полагаю? - поинтересовался Брюс будничным тоном.
- Надо было макарун? - Тони изобразил вину. - Ты же знаешь, я люблю зеленый цвет.
Стив непонимающе посмотрел на парочку и предложил, чувствуя, как накаляется обстановка:
- Я могу принести.
Брюс, который хотел сообщить Тони, что его шутка с фисташковым мороженым избита, посмотрел на вялого Баки и покачал головой.
- Останься с ним, Стив. Я сам принесу. А вам, мистер Старк, спешу напомнить, что ваш любимый зеленый диван во второй спальне по вам скучает.
- Это какой-то намек? - Тони вернул на нос очки. - Если да, то, Брюс, постесняйся гостей.
- Стив, в двадцать первом веке все такие нескромные? - поинтересовался Баки, не открывая глаз.
Стив тихо рассмеялся. Старк удивленно поднял брови, а Брюс поспешил удалиться за заказам.
- Знаешь ли, друг мой, не все здесь с довоенным воспитанием.
- Между прочим, в то время... - начал Стив.
- Нет! Нет! Меня берет такая жуть, когда ты начинаешь рассказывать о своем времени, - почти выкрикнул Тони. - Даже представить не можешь, как это выглядит со стороны! Ты же, черт возьми, общался с моим отцом.
Тони поморщился, будто бы выпил лимонного сока, а потом склонился над металлической рукой, возвращаясь к работе. Стив замолчал и убрал с лица Баки несколько прядей волос, что выбились из хвоста.
Брюс вернулся через несколько минут и первым делом протянул Баки молочный коктейль в пластиковом стаканчике и с трубочкой. Бак кивнул в знак благодарности и почувствовал на себе взгляд Стива, который, кажется, пылал такой нежностью, что впору было смутиться и покраснеть, как девчонке, но вместо этого Баки только сказал:
- Если бы ты только видел сейчас свое лицо.
- Ты похож на Золушку, которая, наконец, встретила своего принца, Роджерс, - вставил Тони и получил за это слабый тычок от Брюса.
Баки покивал на слова Тони и отвлекся на свой молочный коктейль, медленно потягивая его из трубочки. Стив молча порадовался, что его не назвали Спящей Красавицей. Брюс снова отошел к экранам с данными, его, как ученного, так же интересовала начинка бионического протеза.
- В общем, господа! - неожиданно воскликнул Старк, заставив вздрогнуть Стива и Баки. Брюс же остался невозмутимым. Он уже давно привык к скачущим интонациям Тони. - Мои заключения таковы: в протезе нет никаких датчиков, которые могли бы воздействовать на мозг и нервную систему Барнса, механизм полностью подчинен сознанию носителя.
Стив заулыбался, Баки лишь кивнул, не в силах оторваться от своего коктейля.
- Это очень хорошие новости, - добродушно сказал Брюс и подошел к Тони.
- Ты не хочешь накормить меня фисташковым мороженым за блестяще проделанную работу? - поинтересовался Старк у Брюса.
Стив отвел голову, стараясь не слушать их разговор. Баки и вовсе было наплевать, потому что коктейль оказался удивительно вкусным, гораздо вкусней, чем в "Звезде".
- Нет, не хочу, - честно ответил Брюс, будто не понимая старковского флирта.
- Как насчет двойного свидания? - внезапно предложил Тони, легко переходя с темы на тему.
- Что? - переспросил Брюс.
Баки перестал тянуть ванильный коктейль и впервые за все время исследования протеза повернул к Тони голову. Стив напрягся, откровенно не зная, что сказать.
- Ну, двойное свидание. Выберемся в ресторан вчетвером. Мне кажется, это потрясающая идея! - Тони так и пылал энтузиазмом.
- Ты не исправим. - Брюс потер переносицу, приподняв очки.
- Баки, нам пора идти.
- Да, пора. - Баки закивал и поднялся с кресла.
Тони развел руками, удивленно воззрился на всех.
- Да ладно вам, ребят, все взрослые люди.
- Мы обсудим это потом, - мягко сказал Брюс.
- Мы не будем ничего обсуждать. Спасибо за помощь, Тони! - в спешке бросил Стив.
Баки поставил пустой стаканчик на стол и влез в толстовку. Стив взял его за руку и повел к выходу.
- Я не думал, что вы такие зануды, - искренне возмутился Старк. - Бак, хоть ты поддержи меня.
- Я считаю, что это хорошая идея, - неожиданно сказал Баки.
Стив аж остановился, повернулся к нему, даже не думая скрывать удивления.
- Джарвис, столик в "Окнах мира". Пятница, семь вечера.
- Бак, ты серьезно? - тихо спросил Стив.
Баки только пожал плечам и улыбнулся. Брюс вздохнул и погладил сияющего Тони по волосам.

@темы: написал? теперь сожги!, мармеладонька и сахарок

---

Наташа сегодня сказала мне, что никакой заявки со свадьбой Стива и Баки на фесте нет
я вот уже даже боюсь подумать, насколько глубоко упала в днище после такого

в общем, я обванилилась по полной программе: кекс съела, коктейль выпила, немного поплакала из-за того, что заявки со свадьбой нет.
мне очень плохо.
очень-очень.

@темы: мармеладонька и сахарок

---

дело в том, что у меня щас жизни вообще не стало.
дело в том, что Парсефона и Аид - это мое старое, горячо любимое отп
и тут
ну, блд. спасибо.

20.04.2014 в 01:35

Пишет  ~Синий Волк~:

19.04.2014 в 18:09

Пишет  mistressvera:

GREEK GODS AU

@темы: Teen Wolf, гранат как символ пламенной любви

---

сегодня проснулась и поняла, что мне из носу кровь нужно написать ебаный пучок фиалок, где Зимний Солдат довольно безболезненно становится Баки.

мне. срочно. нужно. приложить. к. душе. ванильный. кекс.
пейринг: Стив/Баки.
рейтинг: pg-13.
скитания по Вашингтону, ночлежки, дешевые забегаловки, лавочки в парке.

~2000

- Как тебя зовут?
- Зимний Солдат.
- Как тебя зовут на самом деле?
Фары машины по встречке разрывают ночную темноту и слепят глаза. Зимний Солдат останавливается и закрывает лицо рукой. Сказать по правде он еле держится на ногах. Он понятия не имеет, сколько ему ещё идти до города. Он не сомневается лишь в том, что он идет правильно, - с ориентированием на местности у него все прекрасно, - и в том, что правое плечо вывихнуто. Вероятность того, что ему удастся его вправить без помощи равна нулю.
Машина проскальзывает мимо, и Зимний Солдат идет дальше.
- Твое имя?
- Зимний Солдат!
- Как твое настоящее имя?
Город врывается огромным количеством света, он весь в огнях от фонарей и вывесок. Невыносимо шумно, невыносимо душно. Этот город невыносим.
Боль кусает правое плечо и скребет затылок. Зимний Солдат забредает в безлюдный парк, садится на лавочку. Кругом тихо, только не у него в голове. В ней творится что-то такое, что гораздо ярче и громче этого идиотского города.
Зимний Солдат сжимает зубы, пытается не думать. Он ставит две цели: решить проблему с плечом и найти одежду.
- Меня зовут Джеймс!
- А меня Стив.
Зимний Солдат покидает парк, исчезает в городе. Он будто растворяется в его улочках, сливается с толпой. Это не составляет ему труда, он, в конце концов, идеальный солдат.
Одежду он находит в коробке рядом с мусорным баком. Видимо, оставили в надежде, что кому-то пригодится, и оказались правы. Зимний Солдат переодевается в том же переулке: черные штаны, майка, рубашка, джинсовая куртка - все старое, потрепанное, но чистое. Ещё он находит перчатки и поспешно прячет в них руки.
Форменную одежду он кидает в мусорный бак и снова теряется в толпе спешащих по домам людей.
Звезд не видно на ночном небе, становится все холодней. В глубину города Зимний Солдат не проходит, сторонится остановок и входов в метро.
В одном из переулков на окраине он прибивается к трем бомжам, которые греются у горящего мусорного бака. Им оказывается совершенно наплевать на Зимнего Солдата, не обращают на него никакого внимания, главное, чтобы совершенно внезапно он не оказался копом.
Один из них, - Зимний Солдат не запомнил имя, - говорит, что был на курсах по оказанию первой помощи.
- Давно это было, но глаз ещё наметан. Показывай свое плечо, парень.
Зимний Солдат хочет переломать ему кости. Ему ужасно хочется убить, потому что его мучает боль и сумбур. И ещё что-то такое огромное, что жжется у него между ребер.
Зимний Солдат снимает куртку, садится на холодный асфальт. Новый знакомый берет его за онемевшую руку, сгибает в локте, чуть отводит в сторону, затем четко и быстро ведет её влево, а потом плавное движение вверх. Боль растекается по плечу, звенит в ключице. Зимний Солдат лишь стискивает зубы. От него ни звука, ни стона, ни хрипа, лишь тяжелое дыхание и кивок.
Он проводит первую ночь здесь, в подворотне. Спит на картонке, а утром пугается обстановке вокруг. Он не в криокамере, вокруг нет пищащих приборов, ему ничего не вводят в вену, вокруг не кружат люди в белых халатах. Зимнему Солдату кажется, что это его пробуждение самое удивительное, самое правдивое.
Он не думал, что жизнь может быть другой, и плевать, что он проспал в долбанной подворотне среди бомжей. Главное - он спал здоровым сном, и больше никто не хочет залезть к нему в голову и запрограммировать на приказ.
Здесь нет ни пистолетов, ни бомб, ни взрывов. Здесь нет войны.
И... Ему хочется есть.
- Джеймс Бьюкенен Барнс.
- Нет, Зимний Солдат.
На старой газете, что лежит под головой, светит имя: Кларк Бишоп.
Зимний Солдат запоминает это имя, поднимается и выходит в город. Он уже наполняется рассветом и людьми.
Оказывается, что работу здесь найти просто. Кларк Бишоп целый день грузит ящики. С его то выносливостью - это дело слишком простое. Вечером ему отстегивают двадцать баксов и предлагают прийти завтра. Кларк Бишоп кивает.
Дешевая забегаловка. Дряная, грязная, с двумя престарелыми официантками, жирным поваром в растянутой майке. Зато ужин всего два бакса: не прожаренный бифштекс, картошка-фри и чай в немытой кружке.
Кларка Бишопа снова начинает доставать головная боль. Он боится закрывать глаза, потому что всполохи картинок буквально режут мозг. И они такие резкие, быстрые, четкие, бьют по нервам током, звучат в ушах чужими голосами. Кларк Бишоп оглядывается, уже собирается ответить на крик из ниоткуда: "Баки!", но звон посуды отрезвляет.
Кларк Бишоп смотрит вниз, понимает, что он слишком резко встал, от чего столик покачнулся, и посуда на нем зазвенела, но ничего не разбилось. Официантка смотрит на него, как на шизика, пожимает плечами и проходит мимо.
Кларк Бишоп знает, что где-то в глубинке города есть ночлежки. Он находит одну на Форест Драйв, но та оказывается переполненной. Работник говорит, что следует приходить к шести часам, тогда есть возможность получить койку, а после протягивает Кларку Бишопу чистую рубашку и теплый свитер.
Так Зимний Солдат понимает, что есть люди, которые могут быть добрыми.
- Баки!
- Не называй меня так.
Вторую ночь Кларк Бишоп снова проводит на улице. Он кутается в свитер и засыпает на лавочке. Его совсем не волнует, что он самый настоящий бомж. Он полностью фокусируется на радости от того, что он свободен.
Зимний Солдат снова засыпает самым настоящим сном.
Утром опять работа, опять ящики. Труд помогает не думать, не вспоминать, не анализировать.
Вечером Кларку Бишопу дают уже двадцать пять долларов, и он спешит к ночлежке. Время без двадцати шесть, а ко входу уже приличная очередь, но Кларку Бишопу удается попасть внутрь.
Свой третий вечер на свободе он проводит в тепле, ест гороховый суп с приличным ломтем хлеба, а после ему удается помыться. Конечно, приходится быть осторожным, чтобы никто не заметил протеза, поэтому он идет в душевую самым последним. В помещении торчат пять леек из стены, вентили кранов, стоят хлипкие пластиковые перегородки, чтобы создать хоть какой-то вид комфорта.
Кларк Бишоп тратит на умывание не больше десяти минут, он быстро натирается мылом, смывает пену, обтирается полотенцем и прячется в одежду, сует левую руку в перчатку.
Спит он в большой общей спальне. От мужика на соседней койке разит выпивкой, но Кларк Бишоп все равно счастлив, потому что над ним не кружат ученые, его не заставляют стрелять, ему не отдают приказы.
- Назови свое имя.
- Зимний.. Да, да. Зимний Солдат.
- Ещё раз!
- Зимний Солдат.
На завтрак дают овсяную кашу. Боже, Кларк Бишоп никогда ещё не ел такой вкусной каши. Его пичкали добавками и безвкусными смесями, часто вводили компоненты через капельницу. Кларк Бишоп действительно замечает вкус еды, запоминает, что она чертовски вкусная.
А после он идет в музей Капитана Америки, потому что понимает, что готов к этому.
Потому что нужно утихомирить голоса в своей голове.
На входе он отдает доллар, прячет лицо под кепкой, которую он нашел в коробке вещей при ночлежке.
Джеймс Бьюкенен Барнс
Баки.
Кларк Бишоп хочет смеяться. И он может это делать. Сейчас он уже может все.
- Стивен Роджерс. Так зовут твою цель.
- Нет.
Ролики в кинозале точно отражают картинки, которые мельтешат у Кларка Бишопа в голове вот уже четвертый день, только на экране они связные, правдивые, цельные.
Гидра.
Кларк Бишоп сжимает кулаки, проходит к стенду со своей фотографией и чувствует всепоглощающую злость. У него отняли целую жизнь. Ему диктовали правила, указывали, приказывали, давали в руку пистолет. Он убивал по команде "фас", совершенно ничего не чувствуя. У него было лишь знание, что он должен убивать. А сейчас он чувствует. Чувствует жгучую ненависть и злость. И тоску. Тянущую, ноющую тоску.
Кларк Бишоп. Нет, не Кларк Бишоп.
Баки.
Баки Барнс.
Он не справляется с эмоциями, которые стыли в нем так много лет. Они были покрыты толстенной коркой льда, а теперь лед трескается и расходится, как при оттепели.
Баки идет работать. Как вчера и позавчера он грузит ящики и таскает мешки. Вечером получает двадцатку, мчится в ночлежку и получает койку.
На ужин дают пюре и картошку, разрешают постирать вещи. Баки, именно Баки, а не какой-то там Зимний Солдат, которым его заставляли быть, и не Кларк Бишоп, которым он сам пытался стать, стирает свои вещи, моется последним и идет спать.
Ему действительно хочется смеяться. Смеяться, как раньше, и улыбаться от всего сердце, потому что оно у него пылает, бьется так часто-часто.
Две тысячи четырнадцатый год принимает его так легко, будто он потерявшийся ребенок.
- Баки, ты слышишь?
- Слышу.
На завтрак снова восхитительная овсяная каша с изюмом. Баки уплетает её за обе щеки, а если бы была возможность, он попросил бы добавки.
Он благодарит Томми, работника ночлежки, за приют и спешит в компьютерный центр. Современная техника его не пугает, он её видел раньше, но пользоваться ей ему не давали. Он просит работника показать ему сводки новостей, найти статьи о Капитане Америке. Парень, конечно, удивляется тому, что его просят о таких элементарных вещах, осматривает Баки с ног до головы и соглашается.
Капитан Америка.
Герой, спаситель Нью-Йорка, пример для подражания.
Баки улыбается, потому что понимает, что все, как и тогда. Как тогда, в тридцатые, сороковые. Он вспоминает уверенность в светлых глазах Стива, он помнит, как тот вел за собой людей, как отражал пули щитом, как был готов пожертвовать собой.
Баки вспоминает, как целовал его в губы.
Картинка настолько яркая, что Баки задыхается, хватает ртом воздух, как бестолковая рыба, выброшенная на берег. Работник центра удивленно смотрит на него, отступает на шаг.
У Баки отняли самое дорогое, оторвали его от Стива, заставили забыть.
И снова жгучая злость застревает в горле.
Баки извиняется и спешит покинуть компьютерный центр.
Он грузит ящики, носит мешки и получается двадцать пять долларов.
В ночлежку он не успевает, поэтому до самого закрытия сидит в забегаловке, но не в той дешевой и грязной, а уже в той, что чище и немного приличней.
- Джеймс.
- Не говори ничего, пожалуйста.
Баки скребет вилкой по пустой тарелке. По правде сказать, ему ужасно страшно. Ему так чертовски страшно! Ещё ему ужасно больно, он совершенно один, сидит в захудалой кафешке, не в своем времени, но со своей всплывающей прошлой жизнью.
Эта жизнь кажется ему разбитым зеркалом, он сидит перед осколками и пытается их собрать, а они режут ему руки, вспарывают кожу.
Ему так ужасно больно, что нечем дышать.
У него отняли совершенно все. У него забрали Стива, а потом сказали убить его.
Он чуть не убил человека, которого старался оберегать от всего на свете.
Чувство вины давит на грудь.
- Как твое имя.
- Баки. Баки Барнс.
На улице холодно. Баки кутается в свитер и джинсовою куртку, подкладывает под голову запасную рубашку, часть денег он прячет в перчатку на правой реке, оставшиеся - за резинку трусов.
Перед тем, как уснуть, он думает, что нужно найти Стива. И все же не сейчас, он ещё не придумал, что сказать ему, как извиниться, как... да как вообще видеть его после стольких лет, ведь все уже не так. В его голове остаются только образы, того, что может случиться, когда они встретятся. Мечтательные образы, потому что Баки всегда любил мечтать.
- Баки.
- Да?
- Бак.
- Да-да.
Баки открывает глаза и понимает, что голос в его голове вырвался наружу, обрел хозяина. Боже, кажется, он сошел с ума.
- Бак.
Баки переворачивается на спину. Солнце стоит прямо позади человека, который пытается его дозваться, поэтому лицо невозможно различить.
- Баки.
Наверное, это сон. Очень хороший сон.
- Джеймс.
Баки понимает, что никакого сна нет. Стив присаживается на корточки, кладет руку ему на плечо.
- Ущипни меня, - просит Баки.
Стив поднимает брови, его глаза широко раскрываются.
- Чего?
- Черт, я не сплю, ты все такой же тугодум.
И опять хочется смеяться.
- Ты псих, - шепчет Стив.
У него не получается говорить громко, потому что голос сел от нервного напряжения, от удивления, от... от щемящего сердца.
- Нет, мне всего лишь морозили мозги.
- Бак, - Стиву кажется, что он может за минуту повторить его имя примерно двести сорок пять раз.
Баки медленно садится. У него болит спина и шея. Ещё ему кажется, что все, что сейчас происходит - правильно и обыденно.
Для него нет времени. Для него есть происходящее. И сейчас происходящее - это Стив, сидящий перед ним на корточках. Так какая разница, какой сейчас год?
Стив обнимает ноги Баки, кладет голову ему на колени. Это все правда.
- Бак.
- Я.
Баки гладит Стива по волосам и понимает, что ещё немножко, и вся его тоска выльется наружу. Ещё совсем немножко.
- Баки.
- Роджерс, прекрати.
Стив поднимает голову, встает. Баки поднимается следом. Он чуть ниже Стива, смотрит на него, подняв голову.
- Роджерс, это я.
Поцелуй так жжет губы, что хочется вскрикнуть. Стив обнимает за пояс, крепко прижимает к себе, приподнимает над землей.
- Мы идем домой, - говорит он в поцелуй.
Баки кивает быстро-быстро, целует мелко. Ему снова хочется смеяться.
И солнечного света так много, что слезятся глаза.
- Домой, - соглашается Баки.

@темы: написал? теперь сожги!, мармеладонька и сахарок

---

блядь.
я смеюсь уже двадцать минут.

@темы: мармеладонька и сахарок

---

очень больно о Человеке пауке.

поток ЧС. Ника, наверно, тебе понравится

я уже давно не проникалась такой люто бешеной ненавистью к персонажу.
мне хотелось блевать на соседа с первых минут его появления в кадре.
вот он выходит из машины, а я понимаю, что мне неудержимо хочется швырнуть в экран сиденье, сгрызть проектор, устроить резню вон тех троих невинных мальчиков, чьи розы ещё не отняты растлительницами и искусительницами.
я думала тридэ очки после расплавятся на мне от потока огненных слез, которые я начала тихо исторгать. в моей голове трижды случился атомный взрыв.
мне стало настолько больно, что я действительно начала строить план по умерщвлению всей студии марвел.
я не понимаю, что или кто так искалечил/о Гарри, что он стал ТАКИМ.
возможно, его били. возможно, его ставили на колени и заставляли отсасывать физруку на камеру. возможно, его запирали в душевой кабинке на всю ночь.
не знаю, чем ещё могут баловаться современные дети в условиях пансионата для мальчиков.
возможно, Гарри просто роняли в детстве на пол, и в отрочестве он начал с того, что отрезал собакам хвосты.
возможно, он неправильно трактовал фильмы Дэвида Финчера и Стэнли Кубрика или перечитал все книги таких авторов, как Чак Палланик и Уильям Берроуз.
возможно, это наркотики. возможно.... возможно, он решил обставить Тома Хиддлстона в мастерстве черноэтических истерик.
честно скажу: я не знаю, что с этим бедным мальчиком. да, это гены. да, его папа, возможно, кушал радиоактивных пауков, возможно, и мама тоже их кушала.
возможно, недалеко от его дома просто жахнул опасный метеорит, и он по причине своей юности и врожденной паршивости решил потыкать пальцем в опасное инопланетное тело и облучился.
Я ЧЕСТНО НЕ ЗНАЮ ЧТО ЕЩЁ МОГЛО СЛУЧИТЬСЯ ЧТО ГАРРИ СТАЛ ТАКИМ ХИТРОВЫЕБАННЫМ ЧМОМ
чморливо-чморливистым чмом из всех чморливо-чморливистых чмошников.
моя нежная, чуткая любовь к гению Гарри Озборну, который был психически неустойчив и чертовски обижен на весь мир где-то глубоко внутри себя, разбилась на тысячи осколков.
мой прекрасный. мой обожаемый. мой тихо сходящий с ума Гарри Озборн. я плачу по тебе. я очень по тебе плачу.
он так красиво сходил с ума по всем жанрам кинговских романов.
вместо этого внешне спокойного, рефлексирующего под классическую музыку обаятельного юношу с голубой кровью в жилах, я получила истеричную течную сучку, которая общается исключительно на манер Заводного апельсина.
не успела я отпировать сорок дней со смерти Джоффри Ланистера, как на мою голову свалилась ещё одна пмсная стерва.
НЕ МОГУ ТЕРПЕТЬ

а теперь о приятном.
в общем и целом мне понравилось.
..............
как-то очень странно писать это после страстного баттхерта
ах, Питер такой прекрасный, такой сказочный
он так нежно и тонко страдает. все эти слезы под грустную музыку. все эти сдержанные страдания. проглоченные бури и сдавленные нервные срывы на крышах нью-йоркских вышек в рассветных лучах солнца.
прознала в нем свой спирит энимал
прекрасные депрессии белых этиков повергают меня в восторг, ибо пронзаю в этом саму себя

---

я все, в общем и целом.
Наташа, в воскресенье мне нужно будет два ванильных коктейля и целая коробка ванильных кексов.

25.04.2014 в 14:39

Пишет  фальшивая нежность:

@темы: мармеладонька и сахарок

---

сегодня проснулась от потрясающей мое сознание мысли:
- Мне не хватает музыки по стивобаки!!!!!!!!!!
долго пырилась на экран телефона, на котором Эванс обжимается со Стэном.

вот так ты и понимаешь, что твоя жизнь продолжает скакать по пизде и падать в днище
а дальше хуже, понимаете? дальше я полезла смотреть сеансы на второго Человека паука и поняла, что ищу сеансы на второго Кэпа
блд, Иисус, зашто.
а сейчас Наташа скинула мне песню.
послушай, говорит.
СО ТУНАЙТ АР Ю ГОНА БИ МАЙ СОЛДЖЕР?


я очень хочу фик, где Стив берет в жены Баки.
или Баки берет в жены Стива.
пасу эту заявку на фесте и отдамся тому, кто её выполнит, потому что понимаю, что из этого ада мне уже не выбраться
P.S. ребят, а крышак то у меня поехал уже. почему я не нахожу заявку о свадьбе на фесте?
господитыбожемой, мне это приснилось что ли?
если да, то я правда на финише

запись создана: 25.04.2014 в 10:53

@темы: мармеладонька и сахарок

---

это самый милый арт из всех, что я видела.

24.04.2014 в 19:05

Пишет  Шкав:

@темы: мармеладонька и сахарок

---

эта серия разорвала мне сердце.

---

не в обзоры.

мне очень стыдно, поэтому я уберу под кат.

понимаете, мы с Ричи настолько упоролись, что накурили кроссовер с Гарри Поттером.
нет, это не просто рассуждения о том, на какой бы факультет поступил маккирк.
это не просто рассуждения о том, чем бы они там занимались и какие бы предметы любили.
это детальное рассмотрение их магической жизни с первой минуты знакомства в поезде.
вы просто не представляете НАСКОЛЬКО нам больно.
мне кажется, что каждый день мы сами роем друг другу могилы и не замечаем, что могила одна, и она очень большая и глубокая.
скоро тараном в днище.

@темы: mckirk, душа Осеннего плачет фиялками.

---

посмотрели "Сделку с дьяволом".
а там, знаете, Себастиан Стэн
во всем черном в грозу и на раздолье в лесу и на дороге в амбаре и на пафосе
но почему? почему его так любят бить? чувствую синдром Киллиана Мерфи.
заразительные пощечины, смачные удары, чтобы приоткрывался рот, сводились бровки и глаза наполнялись болью.
так и хотелось крикнуть им "во имя Создателя, ЕЩО"
вот, собственно, и все.

Наташа
Лен, зачем на такое деньги тратят
Это же просто самая неописуемая хуета, что я видела

@темы: Вертел я ваше беззаконие на хую © Дредд, бесстыдная кокетка ©, мармеладонька и сахарок

---

собственно, вчера мы опять
я говорю об этом
получите, Ричард. получите. сгорите. я очень хочу, чтобы вы, Ричард, горели.
пейринг: маккирк
рейтинг: pg-13

600

От пышности зала кружится голова: высокие потолки, живопись на стенах, белоснежные колонны по обе стороны от парадной устеленной красным ковром лестницы, вычищенный до зеркального блеска мраморный пол. Царские апартаменты с давящей роскошью и чарующим изыском.
Гости покидают зал, забирая с собой запах духов и блеск дорогих украшений. Джентльмены ведут своих дам с осторожностью, а они шуршат вечерними платьями и чуть поднимают подолы юбок.
Света становится всё меньше: сначала гаснут светильники на стенах, затем перестает сиять лестница, в итоге остается лишь хрустальная люстра у самого потолка.
Джим стоит в самом центре зала, смотрит под ноги на свое темное размытое отражение в идеально ровном мраморном полу. Ворот темно-синего кителя давит на горло, поэтому он расстегивает две верхние пуговицы.
- Ты хорошо вел, - говорит Боунс и ставит на прозрачный столик бокал с одним глотком шампанского на дне.
- Не так хорошо, как можешь ты. - Джим улыбается и поднимает голову.
На Маккое такой же темно-синий китель, только по краям расшит не золотыми нитками, как у Джима, а белыми.
- Отлично выглядишь, - замечает Джим, осматривая Боунса с ног до головы, и прикусывает губу.
- Это всего лишь парадная форма.
Маккой хмурится, к комплиментам он всегда относится скептично. Джим делает к нему несколько шагов. Шорох каблуков разносится тихим эхом по всему залу.
- Почему ты не проводил Кэрол? - спрашивает Маккой.
- Задай мне правильный вопрос, Боунс. - Джиму хочется смеяться.
- Потанцуешь со мной?
- Ждал этого весь вечер, - сознается Джим.
Маккой подходит к нему неспешно, осторожно, будто нежничает, кладет ладонь ему на поясницу, в другую ладонь заключает чужие пальцы.
- У тебя холодные руки, - серьезно замечает Боунс.
- Немного нервничаю. - Джим пожимает плечами и кладет руку Маккою на плечо. Его пальцы чуть касаются его шеи.
Между ними остается небольшое расстояние, которое пока они не хотят нарушать. Ведет, конечно, Маккой. Шаг за шагом на раз-два-три. Джим уступает, смотрит Боунсу в глаза и полностью отдается его движениям, потому что про себя не отсчитывает ритм.
- Я знаю, что в твоей голове крутится не вальс, - усмехается Маккой, крепче сжимая пальцы Джима.
- Ты же знаешь, что это джаз.
Сдержанный смех и звуки голосов эхом отталкиваются от стен и тают за долю секунды.
Раз-два-три точно за Маккоем. Джим не отрывает взгляда от его темно-зеленых глаз, просто не может себе этого позволить.
Они оба не замечают, как расстояние между ними сокращается. С каждым шагом на раз-два-три они становятся ближе. Ладонь Маккоя начинает давить Джиму на поясницу, подтягивая его теснее, но танец в огромной зале не прерывается.
Раз-два-три.
- Я слышу, как бьется твое сердце, - шепчет Боунс.
Оно, конечно, бьется в ритме этого танца. Весь мир сейчас движется только на раз-два-три. Но что там мир, когда Джим беспрекословно уступает шагам, двигается плавно и только по направлению, которое задает Боунс.
Сейчас ничего нет, кроме танца. А танец - целая жизнь, он бьется пульсом и создает ритм.
Их ритм на раз-два-три.
- Ты слышишь, как бьется наше сердце, - поправляет его Джим.
Хрустальная люстра над ними гаснет, погружая залу в полную темноту, вот только шаг оборвать нельзя.
Маккой крепко держит Джима, кружит его под джаз, который звучит у них в голова и кажется вполне реальным.
Раз-два-три.
- Я тебя танцую, - шепчет Джим и зарывается пальцами в короткие волосы у Маккоя на затылке.
Раз.
Два.
Три.
Боунс останавливается. Джим замирает прямо у его губ.
- Повтори.
- Я тебя танцую, Боунс.
Дыхание жжет. Их общее сердце все ещё бьется под раз-два-три.
Маккой кладет свободную руку Джима себе на шею, обнимает его за пояс, целует и делает шаг. Джим, конечно, отвечает и на поцелуй, и на шаг.
Темноту зала рассеивает лишь серебристый свет луны из огромных окон.
Раз-два-три отдается тихим эхом ещё долго.