сходила на Бегущего в лабиринте второй раз
а там, понимаете, в первую ночь костер, веселье, огоньки, смех, и оно как-то само
Минхо/Ньют
602 словаДневная усталость стынет в глазах мальчишек. Утомились за день, утомились вообще - от лабиринта, от сухого воздуха, от надежды.
Им бы по кружке теплого молока и в мягкую кровать. Никто из них не помнит, какого на вкус молоко, но каждый знает, что его часто пьют теплым и обязательно на ночь. Инстинкт, обрывок воспоминания прошлого, заложенная база стереотипов. Каждый хочет быть обычным - пить это хреново теплое молоко из большой кружки с дурацким рисунком, прятать ноги в теплые тапки и укрываться ватным одеялом.
Устали. Жмутся у костра, как замерзшие птицы, прижимаются друг ко другу плечами и передают банку с пойлом. Расслабляются.
Их не так много, двоих не хватает.
Алби затачивает древко и почему-то улыбается.
Им трава по колено.
Бродят недалеко от костра, но не спешат присоединяться к остальным приютелям.
Минхо не хочет делить с кем-то, кроме Ньюта, тишину подступающей ночи. Свет от костра и факелов расплывается по земле оранжево-красными пятнами, пытается разогнать темноту, но тени слишком густые, и стены лабиринта жмут со всех сторон.
- Станцуй, м? - тянет Минхо задумчиво и улыбается.
Он останавливается, смотрит на Ньюта, будто берет на слабо.
- Ты, видать, сегодня в лабиринте навернулся и сильно ударился головой, - огрызается Ньют.
Он отступает на пару шагов, злится, раздражается, складывает руки на груди в защитном жесте.
- Я тебе не баба какая-нибудь, - продолжает он обижено.
Минхо смеется, качает головой.
- Всего один танец. Я никому не скажу.
- Еще бы ты сказал кому, придурок!
Минхо ловит себя на мысли, что у него бы точно получилось сыграть на гитаре. Музыка сама вяжется в голове, слова лежат на языке, да вот только не собрать воедино. Он помнит песню, но не может повторить. Знает, что это - очередной обрывок прошлого. Возможно он слышал ее совсем маленьким. Возможно ее ему пела мать, или ее постоянно крутили по телевизору.
- Пожалуйста, - просит Минхо, на этот раз голос его серьезен.
Ньют вздыхает, воровато оглядывается по сторонам. Хочет снова отказать, а потом сдается.
Возможно, он ловит волну, словно телепат или какой мудреный приемник. Настроился, выбрал частоту.
С первого движения Ньюта Минхо понимает, что у того в голове та же музыка, что и у него. Это кажется невозможным и удивительным, но разве они когда-нибудь говорили, что нормальные?
Ньют тонкий и гибкий, плавный и спокойный. В нем чувствуется сила и быстрота, некий дух возвышенности.
И он ничуть не сексуален. Движения простые - шаг в одну сторону, шаг в другую, руки изображают - Минхо давится вздохом, - игру на гитаре.
На Ньюта падают отблески костра, его ласкают тени, а он танцует нелепо и глупо. Шаги туда-сюда, руки перестают дергать воображаемые струны. Ньют убирает их за голову, сцепляет пальцы в замок. Узкая майка стягивает его жилистое тело, мышцы проступают линиями, чуть вздуваются вены на предплечьях.
Шаги тихие, даже трава не шуршит.
А может быть, черт возьми, и шуршит, вот только они не слышат. Находясь на одной частоте, они слушают одну и ту же песню. Что-то про счастье, солнце и вечное из вечных. Про что-то настоящее и не запертое в лабиринте.
Минхо подступает быстро, довольно резко хватает Ньюта в объятья, будто сейчас рухнут невероятно высокие стены, и весь мир перестанет существовать, и они, беспомощные, жалкие, останутся стоять на обломках собственной клетки. Минхо на секунду даже чувствует прикосновение пыли от разбивающегося камня к своему лицу, но наваждение проходит, и где-то высоко все еще звучит поломанная памятью музыка.
Кругом - лабиринт. А в руках у Минхо замирает Ньют.
Ньют опускает руки Минхо на плечи, прижимается щекой к его щеке. И этот жест для него значительней любого поцелуя.
Переливы гитары звучат и в его голове.
А огни факелов и костра все продолжают трепетать под дуновением слабого ветерка.
Эта ночь удивительно хороша.
@темы:
написал? теперь сожги!,
ну, погоди, Ньют!